- Если Костя не хочет с ними играть, то пусть сидит, - говорила она. – Он сам будет виноват. Мальчики же его звали.
- Но он пришел в гости к Никите и тот должен проявлять внимание, - сказала она. - Нехорошо, что они играют, а он нет.
- Но так тоже нельзя.
- Ничего страшного. Позовет одноклассника в другой день. Не последний раз видятся.
Она позвала сына в кухню и потребовала, чтобы он проводил домой одноклассника, а сам поиграл с Костей.
- Но это невежливо, - возразил Никита. – Что я Саше скажу? Я же позвал его в гости, а теперь должен выпроводить?!
Ольга вновь попыталась вставить слово, но Ирина ей не дала.
- Костя сидит и скучает, - сказала она.
- Но мы же звали его, - возразил Никита. – Он не пошел.
- Пусть Саша уйдет, - потребовала мать. – Поиграешь с Костей, а его позовешь в другой раз.
- Но так нельзя! – воскликнул Никита.
Мать в сердцах отвесила ему затрещину.
- Да ты что, Ирина! – воскликнула потрясенная таким зрелищем Ольга.
- Ничего страшного, - сказала она.
Ничего страшного! Никита посмотрел на нее. Мать была решительна, а глаза тети Оли были широко открыты, и была в них какая-то жалость.
«Она бы так не сделала, - размышлял Никита, выходя из кухни и вытирая навернувшиеся на глаза слезы. – Она бы не ударила Даньку или Костю по лицу на глазах у постороннего человека».
Глава 5.6
На душе его было мерзко. Мерзко и противно. Противно от того, что он был публично унижен перед человеком, перед которым никогда не хотел бы оказаться в невыгодном свете, а мерзко от того, что ничего не мог изменить. Он любил тетю Олю, она всегда к нему хорошо относилась. И не только к нему, но и к своим сыновьям, а теперь… Что она о нем подумает?
Хуже Никите стало, когда он подумал о том, что сейчас будет говорить Саше. Как объяснить ему, что его мать велела ему спровадить одного гостя, чтобы развлечь другого? Что подумает Саша? Что скажет?
Саша ничего не сказал. А только кивнул, когда Никита в коридоре, заикаясь, пытался подобрать слова, чтобы объяснить ситуацию. Ему было ужасно неловко и стыдно за такое решение матери. Он чувствовал себя виноватым, хотя ему не в чем было себя винить.
Саша, конечно, расстроился от того, что не дали доиграть, но вида старался не подать. Он собрал вещи и согласился, чтобы Никита проводил его до остановки. По дороге они немного поговорили, и Никита чуть успокоился, но когда вернулся домой, то вдруг осознал, что Саша то и дело поглядывал на еще щеку.
«Наверно, заметил, что мать дала мне пощечину», - подумал Никита, и ему стало еще противнее, чем на кухне. Теперь о его позоре знала не только тетя Оля, но и тот, кто не видел момента удара, но легко о нем догадался.
«Мадлена! Ненавижу! Как я ее ненавижу!» - мысленно повторял Никита, слыша, как мать смеется в кухне. У нее было все в порядке, она оправдалась тем, что вольна для своего непослушного сына выбирать методы воспитания. А что было делать ему? Никита думал, что больше никогда не сможет посмотреть в глаза ни тете Оле, ни Саше.
Даже на следующий день мать не извинилась за свое поведение, да и вообще о нем не вспомнила.
И это был только один случай.
- Мадлена! – повторял Никита, сидя на скамейке и глядя в одну точку. – Мадлена! Мадлена! МАДЛЕНА!
- Ненавижу! – крикнул он в осенний воздух, и ему стало чуть легче.
- Неужели так сильно? – спросил рядом знакомый голос.
Никита обернулся и увидел под деревом Давида. Сегодня он больше напоминал человека эпохи двадцать первого века, а не какой-то античности. На нем были черные джинсы, белая футболка с длинными рукавами и черная кожаная куртка.
У Ника все запело в груди. Значит, это был не сон!
- Ну как? – спросил Давид. – Похож я на школьника?