– Ну хорошо, – прошипел он. – Если ты считаешь, что ты и твои люди справятся с ним...
– Не беспокойся, Ибрагим, – успокоил его Эздемир. – Спокойно собирай свидетелей, которые смогут выступить против него на суде.
– Когда состоится суд?
Эздемир задумчиво посмотрел на Рашида:
– Как только мы закончим допрос. Поскольку никто не может предсказать, насколько упрям и твердолоб этот парень, я пока не могу назвать тебе точную дату. Быть может, через четыре или пять дней. В любом случае мы поторопимся и сообщим вам, как только соберем все сведения. Стража! – позвал наместник. Появились два человека из лейб-гвардии Эздемира. – Отведите арестованного в темницу и заприте его в одиночной камере. Да закуйте его получше!
Один из стражников грубым пинком по ребрам повалил Рашида на пол, так что несколько мгновений ему пришлось хватать воздух ртом. Потом его подняли на ноги и подтолкнули вперед. Ибрагим поджал губы, злорадные искорки исчезли из его глаз.
– Справедливость восторжествует, Ибрагим, – воскликнул Эздемир. – Это я тебе обещаю. Я сам буду вести допрос. – И хотя он стоял к нему спиной, Рашид буквально видел хитрую улыбку, которой наместник одарил своего старого друга. Впрочем, ему оставалось лишь гадать, какие помыслы были у Эздемира. Кому он поверил – Рашиду или Ибрагиму? Ему захотелось повернуть голову, чтобы еще раз перехватить взгляд наместника, но один из стражников так потянул за веревку, петлей висевшую на его шее, что он чуть не задохнулся. С помутненным сознанием он упал на колени, и только пинки смогли снова поднять его. Почти в беспамятстве от боли и удушья Рашид, спотыкаясь, двинулся вперед. Что бы ни задумал Эздемир, он надеялся и молил Аллаха только об одном – чтобы его мучения скорее закончились.
IX
Визит пожилого господина
Анна, Козимо и Ансельмо сидели в библиотеке. На письменном столе лежало письмо патера Джозефа де Сен-Клэра. Они в очередной раз пытались проникнуть в его тайну; с тех самых пор как Анна впервые увидела это письмо, они каждый день бились над ним. И пока не продвинулись ни на йоту. Анна с трудом разбирала мелкий почерк и архаический английский, и пока они вместе с Козимо ломали голову над смыслом послания и искали тайный шифр, Ансельмо изощрялся в глупых шутках, отвлекал их плоскими замечаниями и так беспокойно бегал по комнате, что Анне с трудом удавалось сосредоточиться.
Когда же Ансельмо принялся насвистывать тосканские народные песенки, у нее окончательно лопнуло терпение.
– Черт побери, Ансельмо! – взорвалась она. – Замолчи же наконец! Или помогай нам, или уходи отсюда!
– И куда прикажете мне податься, ваше высокородие? – ядовито бросил он. – На улицу? Поискать там Джакомо? Или, может, вашего возлюбленного и сообщить ему, что вы по нему тоскуете? И сейчас предпочли бы с ним...
– Ансельмо! – рявкнул Козимо, и тот мгновенно смолк. – Что с тобой сегодня? Ты целый день пребываешь в таком дурном настроении, какого я у тебя давно не наблюдал. Придираешься к Эстер, бессмысленно гоняешь Махмуда, глумишься над синьориной Анной и мною. Какая муха тебя укусила?
Ансельмо саркастически рассмеялся:
– Какая муха? Разве это была не ваша идея – заставить меня ухаживать за Элизабет? А теперь, когда я, потакая вашему желанию, делаю все от меня зависящее, чтобы понравиться толстухе, вам это не по вкусу. Вот каковы они, высокие господа. Сначала хотят, чтобы наш брат прыгнул для них с горы, а потом...
– Замолчи, пока не поплатился головой за свои слова, – тихо, но очень внятно произнес Козимо. Лицо его побелело от гнева, глаза метали молнии.
Анна чуть не поперхнулась. Она никогда еще не видела Козимо таким взбешенным. Было такое впечатление, что он обладал властью убивать людей одной силой своего взгляда. В этот момент она не хотела бы оказаться на месте Ансельмо. Тот тоже явно оробел, побледнел и сделал пару шагов назад.
– Я... Ах, да что вы знаете! – в сердцах воскликнул он и резко отвернулся.
Козимо медленно, с шумом выдохнул воздух, и щеки его снова слегка порозовели.
– Сиди по крайней мере тихо, если уж не хочешь помогать. – Он вновь обратил свой взор на разложенный на столе манускрипт.
– Помогать? – пробормотал Ансельмо. – Чего ради? Все это давно потеряло всякий смысл. Джакомо наверняка уже прибрал к рукам пергамент.
– Нет, я в это не верю, – возразила Анна. – Если бы пергамент попал к Джакомо, вы бы точно узнали об этом. Он бы не замедлил поставить вас в известность о своем триумфе – во всяком случае, мне так кажется.
Козимо кивнул, не отрывая глаз от письма. Очевидно, он придерживался того же мнения.
– А если это вовсе не настоящее письмо? – гнул свою линию Ансельмо. – Джакомо сам мог написать это письмо, а настоящее перехватить. Ведь он регулярно прикладывается к эликсиру вечности. Кто может пору читься, что уже столетие назад он не узнал, что мы дела ем в этот момент? Может, он даже наслаждается от всей души, тайком наблюдая, как мы с помощью этих кара куль ищем пергамент, которого на самом деле вовсе не существует.
Анна вздрогнула и пришла в замешательство. На это ей возразить было нечего.
– Ты прав, Ансельмо, – отозвался Козимо, – этого мы не знаем. Но мы можем надеяться. И пока мы не обладаем доказательствами, что письмо подделано Джакомо, мы будем пытаться отыскать пергамент. Даже вопреки опасности, что мы идем по ложному следу и тем самым веселим Джакомо. У нас нет другого выбора. Это письмо – единственный шанс, который у нас остался.
Ансельмо молчал, сморщив лоб и надув губы, как обидевшийся школьник. Козимо вновь склонился над письмом.
– Церковь, – пробормотал он. – Что мог иметь в виду де Сен-Клэр под «церковью»? Некое конкретное место? Может, могилу одного из братьев или какого-нибудь святого? А может, это что-то вроде тайного языка, который сразу был бы понятен аббату монастыря Гластонбери?
– Может, и так, но...
– Но что?
– Не знаю, – вздохнула Анна, до рези в глазах продолжая вглядываться в мелкие буковки. Она словно заклинала их, все еще надеясь заставить их выдать свою тайну. – Этот патер Джозеф ведь не принадлежал к одному из тайных орденов, которые использовали тайнопись, так ведь? – Она беспомощно развела руками. – Ничего не получается. Ключ к коду должен быть здесь же, где-то в этом письме. Должно быть, мы что-то проглядели.
– И что бы это могло быть? – спросил Козимо. – Вы думаете, де Сен-Клэр мог воспользоваться симпатическими чернилами?
Анна пожала плечами:
– Кто знает, может быть, и так...
Их размышления прервал смех Ансельмо.
– Невидимые чернила? – развеселившись, воскликнул он, характерным жестом постучав ладонью по лбу. – Да вы сами посудите. Человек лежал на смертном одре, изнуренный чумой. Письмо он, скорее всего, написал в один из последних моментов просветления, когда не надолго отступил лихорадочный бред. Конечно, у него было время и здравый рассудок, чтобы прибегнуть к симпатическим чернилам. Но откуда он мог их взять? Этот патер Джозеф и его собратья, скорее всего, умирали в какой-нибудь Богом забытой деревушке, где не было никого, кроме кучки крестьян и пары пастухов, большинство из которых наверняка вообще не умели ни читать, ни писать. Де Сен-Клэру наверняка было непросто раздобыть хотя бы пергамент, перо и простые чернила. И вы думаете, что один из крестьян где-то припрятал пузырек невидимых чернил? Может, в свинарнике или под соломой? Простите мою откровенность, но вы оба просто рехнулись.
Козимо взглянул на Анну, и по лицу его пробежала едва заметная улыбка.
– Пусть Ансельмо несколько резок в своих предположениях, но не могу не согласиться, что в его доводах присутствует некая логика.
– Но где-то он же должен был написать это! – в отчаянии воскликнула Анна, стукнув ладонью по столу. Она окончательно разозлилась на всех и вся. На Ансельмо, потому что, кроме глупых шуточек, он не внес никакого вклада в решение загадки; на Козимо, который еще был способен смеяться над этим. И на саму себя, которая, видно, была слишком глупа, чтобы разгадать код. И на письмо, которое никак не желало отдавать свою тайну. – Где-нибудь – между строк, в дате или еще где-нибудь – этот патер Джозеф должен был написать, где находится пергамент. Я в этом уверена!