— Но… — начала было Наташа.
— И даже если мы найдем этого убийцу — что мы с ним сделаем? Линчуем? Или сдадим в милицию, которая в гробу это все видала? Зачем?
— Чтобы зло было наказано! — выпалила Наташа.
— А, око за око и зуб за зуб! Но ведь мама от этого не оживет. А мы потеряем время, силы, здоровье, возможно, будем рисковать своей жизнью. Жизнью моего будущего ребенка, наконец. Если преступник узнает, что его ищут, он ведь и нас сможет убить. Ромка, перестань щелкать, надоел!
Юля замолчала, сердито сверкая глазами. Ее братья сидели, уткнувшись глазами в стол, и ждали, когда неприятный разговор кончится и можно будет грызть фисташки, а потом уехать к жаркому солнцу из этой холодной опасной страны, которая так и не стала им родной.
— В Израиле, — сказал Роман, быстро проглотив последний орешек, — я бы сразу обратился в полицию. Здесь надо давать большие взятки. У нас нет денег. Юля не может — она ждет ребенка. А мы скоро уедем.
Вроде как перевел речь сестры на язык умственно отсталых.
Виктор размазывал по столу кучки скорлупок.
— Ваша мама поступила бы по-другому, — тихо произнесла Наташа.
— Да! — подтвердила Юля. — Мама всегда поступала по-другому. От этого были все ее беды. И… наши тоже.
Она дернула плечом, словно отгоняя какие-то непрошеные воспоминания, и отвернулась.
Наташа пробормотала извинения и встала. Больше ей здесь делать было нечего.
— А вы не боитесь, что человек, который убил вашу маму, захочет убить и вас? Вернее, вашу сестру — она ведь остается в Москве? — спросила Наташа напоследок у Виктора, который пошел провожать ее в прихожую.
Это был последний довод, но он попал мимо цели.
— Нет шанса, — совершенно серьезно ответил бравый солдат. — Мама и Юля жили разной жизнью. Не виделись много. Знакомые были разные. То, что связано с мамой, Юли не касается.
«И что я на них злюсь, — думала Наташа, медленно спускаясь по лестнице. — Этот парень возвращается на войну, его каждый день могут взорвать, застрелить, а я ему — не боитесь, что вас убьют? Второй еще мальчишка, чуть постарше моего Юрки. Девочка беременна, ей надо о ляльке думать, а не преступников ловить. Все правильно».
Ей было до слез жалко Раду. И не только потому, что ее убили.
Всю дорогу на работу Наташа пребывала в полной растерянности. Она не ожидала услышать от Радиных детей такой категорический отказ, сродни просьбе не вмешиваться в их дела. Ни благодарности, ни восхищения тем, какую работу она проделала. Получается, что ее расследование никому не нужно? И она занимается им для собственного удовольствия?
Какое уж тут удовольствие, если все тебя деликатно посылают подальше! А главное, она не знает, что теперь делать, каков должен быть следующий шаг.
Да и само следствие уже не казалось Наташе таким увлекательным процессом, как было в деле двойников, когда они играли в детективов всей парикмахерской. Тогда, несмотря на определенный риск, это было весело, а сейчас — сплошное мучение.
Есть только одно место, где могут оценить ее усилия и помочь довести дело до конца. Похоже, придется оставить честолюбивые мечты и привлечь к следствию весь дружный коллектив «Золотой шпильки». Сыщика-одиночки из нее не вышло. Но все равно это будет ее дело, потому что добрую половину оперативной работы она уже выполнила. Факты есть, улики собраны, пусть Любочка теперь поломает голову.
Наташа решила не откладывать дела в долгий ящик и сразу поговорить с девочками, если все будут в сборе. Но когда она пришла на работу, в «Шпильке» творилось такое, что было не до разговоров.
Еще издали Наташа заметила прямо на тротуаре возле салона милицейскую машину с крутящейся мигалкой.
«Задавили кого-то», — сокрушенно подумала она. Но не увидела ни «скорой», ни обычной в таких случаях толпы, ни других машин.
Зато дверь в парикмахерскую была настежь распахнута. Марина Станиславовна без пальто, в легкой кофточке, стояла на ветру и взволнованно махала руками, объясняя что-то двум милиционерам — их участковому Барабасу и еще одному, молодому и незнакомому. За их спинами неровной дырой зияла разбитая витрина.
Вот оно что! Кто-то залез в «Золотую шпильку»!
Из-за двери Наташе махали Любочка и Вика.
— Что случилось? — спросила она, входя в предбанник и вынимая сигарету. Раз такие дела, раздеться можно и потом.
— Тайны мадридского двора, — сказала Любочка. Она не выглядела огорченной, напротив — глаза ее блестели, и было видно, что она очень довольна: наконец «что-то случилось»! — Никто ничего не знает, кроме Лены и Каринки. А эти партизанки молчат. Марина их загрызть готова. Это как-то связано с Ленкиным мальчиком, который здесь сторожил.