Юле это все очень нравилось, как потом ей нравилось жить в Иерусалиме и даже в Иерухаме, городе на краю пустыни, где у нее появилось много подруг, девочек не особенно умных, но добрых. Они не читали никаких книжек, кроме религиозных, все как одна мечтали поскорее выйти замуж и нарожать побольше детишек, зато не вредничали, не ссорились, не ябедничали и всегда были готовы помочь.
В общем, им всем было хорошо — и Юле, и братьям, и папе, который с увлечением учил Тору и готовился стать раввином. Всем, кроме мамы. Но узнали они об этом неожиданно, когда мама объявила, что уходит от папы и собирается возвращаться в Москву. После этого всем стало плохо.
Юлькины подружки вдруг разом от нее отвернулись. Они не дразнили ее, не делали гадостей, как это могло бы быть в ее прежней московской школе, но держались на расстоянии и украдкой разглядывали ее с боязливым любопытством, как неведомое животное. Юля была уже достаточно взрослая, чтобы понимать: девочки не виноваты, им запретили с ней дружить родители, потому что в ее семье происходят совершенно недопустимые вещи — мама разводится с папой, уезжает из еврейской страны и даже, как говорят, отказывается от еврейского образа жизни. Все эти новости сразу стали достоянием гласности, потому что папа посоветовался с раввином, раввин поделился со своей женой, и пошло-поехало. У Ромы с Витей, как подозревала Юля, в школе было еще хуже, потому что мальчишки более жестоки, особенно маленькие. В течение буквально двух-трех дней все дети города были предупреждены: с Черняховскими дружить нельзя, даже близко подходить не разрешается, от них можно научиться неизвестно чему. Религиозная община строго охраняла чистоту нравов, особенно в том, что касалось воспитания подрастающего поколения.
Их бы, наверное, даже исключили из школы; во всяком случае, родители некоторых детей на этом настаивали, стращая администрацию опасностью дурного примера. Какой пример могли подать одноклассникам она и братья? — про себя недоумевала Юля. Каким-то образом внушить их мамам мысль уйти от пап?
Но за младших Черняховских вступились папины наставники, и все более или менее успокоилось, хотя отношение оставалось холодным и недоверчивым. Поэтому, когда мама объявила, что забирает их с собой, Юля и мальчики не спорили. Они не знали, что их ждет в Москве, но все казалось лучше, чем косые взгляды, опасливые шараханья одноклассников и перешептыванья соседей за спиной. Жизнь в провинциальном Иерухаме была однообразна, и любое событие долго оставалось предметом для сплетен.
Папе пришлось хуже всех. Не говоря уж о моральной стороне дела, о тех же сплетнях и перешептываниях, мамин уход больно ударил по его карьере. Муж за жену не отвечает, успокоили его учителя, но закавыка в том, что неженатый человек по еврейским законам не может стать раввином. Уже назначенный папин экзамен на получение смихи (раввинских полномочий) отодвинулся на неопределенный срок, до новой женитьбы.
Мало того — уже после маминого отъезда выяснилось, что их развод оформлен неправильно. В гете, разводном письме, проскользнула ошибка, даже не ошибка, а неправильное написание дедушкиного имени в строчке «такой-то, сын такого-то», но эта мелочь делала развод недействительным. Арье Черняховскому пришлось употребить все свои связи и материальные ресурсы, чтобы ему написали новый гет в отсутствие супруги, что, строго говоря, было незаконно.
Историю с разводным письмом отец рассказал Юле много лет спустя, когда сам приехал в Москву. Это произошло за два месяца до маминой смерти. С мамой он не общался, она и не подозревала о его приезде, но только с помощью рава Арье (папа все-таки стал раввином) им удалось так быстро организовать похороны и положить маму на еврейском кладбище в Салтыковке.
Хотя Витя и Рома в последние годы жили в Израиле, папа почти не виделся с ними. Мальчики располагали свободным временем только по субботам, им хотелось поразвлечься, оттянуться, сходить с девушками на дискотеку, а строгий религиозный шабат в скучном Иерухаме плохо отвечал этим целям. Отец же был слишком занят, чтобы ездить в гости, тем более на пограничные Голаны, где служил Виктор. Ромку он еще изредка встречал, бывая в Иерусалиме, потому что младший брат учился в знаменитом на всю страну столичном интернате.