Юдит, такие вещи нельзя произносить даже молча! Заповедь о почитании родителей ты должна была учить еще в младших классах.
Кроме того, мама не знала, что с нашим разводом были проблемы; это выяснилось, когда она уже была в Москве. Если, конечно, ты ей ничего не сказала. Ты ведь не сказала?..
Папа, пока. Спасибо, что ты так много делаешь для меня и моей семьи.
До свиданья, дорогая. Я позвоню, когда узнаю что-то новое. Береги себя.
Юля уже не рада была, что втравила отца в это расследование. Собственно, она сама не могла бы себе объяснить, чего добивалась, посвящая его в историю маминой смерти. Ведь она и в самом деле не верила, что здесь можно установить правду, найти виновных, а уж тем более наказать их. Просто ради маминой памяти надо было сделать все возможное. И заниматься этим должны не посторонние люди, вроде парикмахера Натальи Андреевны, а свои, близкие.
Но был ли отец таким уж близким? Похоже, он нашел здесь какой-то собственный интерес. Неужели его, как подростка, увлекла романтика Третьей стражи? А богач Бараев просто не выносит, когда убивают евреев. Юля, честно говоря, просто рассчитывала, что папа оплатит частных детективов. Но он решил идти по следу сам, и видно, что это доставляет ему удовольствие.
Никому по-настоящему нет дела до мамы, никто не вспоминает о том, что ее каким-то образом выманили, вывезли из дома в день поста и молитв, залили в горло водку и сбросили с высоты под колеса проезжающих машин. Наверное, они убили или оглушили ее заранее, для надежности, и она летела с моста, как сломанная кукла, в своей неуклюжей куртке и мешковатых джинсах.
Юля старалась отогнать от себя эту картину, в ее положении такие переживания были совсем не нужны. Но после разговора с отцом ее вдруг пронзила острая, до слез, жалость к маме. Малыш тут же отреагировал на ее настроение, беспокойно заворочавшись.
«Тише, тише, дружок, — прошептала Юля, кладя ладонь на живот и поглаживая его. — У нас с тобой все будет хорошо. Когда ты вырастешь, на свете не будет ни подлых убийц, ни национал-патриотов с еврейским прошлым, ни дурацких фильмов, которые сводят с ума молодых и старых…»
Из Настиной комнаты, как всегда, доносилась дребезжащая музыка. Любочка прошла с пакетами на кухню, раздумывая, что приготовить из куска антрекота и под каким предлогом наведаться к ведущему рубрики Владу Шипову в редакцию журнала «Звездопад». Вопрос с антрекотом был более актуальным, и она решила, что сначала сообразит с готовкой, а о «Звездопаде» подумает, стоя за плитой. Пожалуй, мясо надо чуть-чуть замариновать и поджарить с луком, а Шипову написать письмо. Вот только писатель из нее фиговый, на три слова четыре ошибки, называется «дисграфия». Правила-то она знает, только не видит, что пишет. И у Насти то же самое, с ней Любочка и узнала, что безграмотность — это не позор, а диагноз. В прежние времена о таких тонкостях не подозревали — двойка, и дело с концом. Уж как Люба мучилась, особенно на сочинениях…
— Любовь Ивановна?
Любочка удивленно обернулась. На пороге кухни стоял ангелочек Денис собственной персоной. Она и не заметила, что у дочки гости. А еще жалуемся, что квартира маленькая.
— Здравствуйте. Можно с вами поговорить?
Любочка благосклонно кивнула. Отчего же нельзя?
— Проходи, Денис. Только я готовить буду, — предупредила она.
Денис, поколебавшись, вошел и пристроился в углу, где обычно помещалась Настя, любившая сидеть за столом боком, как амазонка. Сама дочь, кажется, маячила где-то в районе коридора.
— Я хочу сообщить вам одну вещь. Мы с Настей решили пожениться.
Вот и дожили. Любочка потверже сжала в руке нож — от таких сообщений того и гляди порежешься. Решили — это здорово. Только как же институт, планы на будущее? Где собирается жить молодая семья? И в конце концов, не знаю, как вам, молодой человек, а Насте еще нет восемнадцати. Понимаю, что вас такие мелочи не беспокоят, но все же…
Она могла бы еще добавить: а хорошо ли вы подумали, дети? Не стоит ли еще немного проверить свои чувства? Ведь только на днях вы смертельно рассорились.
Были еще какие-то вопросы, которые обязана задавать в таких случаях порядочная мать. Но Любочка молчала, меланхолически резала антрекот на слишком мелкие кусочки и думала о том, что это счастливое во все времена событие — сватовство дочери — ее совсем не радует.