Выбрать главу

Главный тоже вышел из себя и отлучил помощника от эксов на неопределенное время, тем более что его физического участия там не требовалось. Но Митенька не зря был Вампиром — он жить не мог без операций, без их пьянящего азарта, запаха серы и фосфора, без затравленных глаз жертвы. Он канючил целую неделю, не мог заниматься делом, ходил кругами по квартире в Черепушках, как облезлый волк по клетке, клялся всеми Силами Ночи, что будет вести себя тише воды ниже травы, и Вольдас сдался. Его сейчас больше всего волновала не Митенькина самодеятельность и не Мамаевы походы налево, а возможная подстава, вроде той, что случилась с подозрительным днем рождения около сейфа.

Он дал команду проверять все наводки по нескольку раз. Проверяли, а что толку? Интуиция не подвела Рыцаря Ночи. Его Стражники напоролись на самую настоящую засаду, со стволами и характерной атрибутикой. Так что сомнений уже не оставалось — конкурирующая фирма. Серые балахоны, серебряные звезды, факелы. Первая стража, пропади они пропадом! И первая потеря.

Митеньку принесли в Черепушки на руках с простреленной грудью. Дышал он натужно, с хрипом и присвистом, как будто взбирался на крутую гору, но был в сознании и «скорую» себе вызвать не давал. Все шептал: «Домой, к Главному».

Когда Главный Стражник присел на продавленный диван и взял раненого за руку, проверяя пульс, Митенька слабо улыбнулся.

— Вольдас, — выдохнул он. — Ну наконец-то, слава Ночи. Ты ведь спасешь меня.

На вопросительную интонацию ему не хватило сил, и последняя фраза прозвучала как утверждение.

Потрясенный Розин только кивнул. Машинально нажал на блокирующие точки у Митеньки на пальцах, как учили его сто лет назад на семинаре с Джуной. Тот благодарно прикрыл глаза:

— Легче…

Сзади подошел Мамай со шприцем, заголил Вампиру худой локоть, воткнул иглу. Гримаса боли на лице у Митеньки разгладилась, он задышал чуть ровнее — заснул.

— В больницу его надо, — беспомощно пробормотал Розин.

— Какая больница? — сквозь зубы ответил Мамай. — С огнестрельным-то! Менты тут же сядут на хвост. Да и без толку ему больница. Я пацанов за доктором послал, только не думаю, что нужно. Видал я раны…

— Когда он проснется? — спросил Розин.

— Часа через полтора. Потом можно еще вкатить. Иди отдохни, Главный. Я посижу.

Митенька проснулся через два часа. Приподнял редкие ресницы и прохрипел, еле двигая посиневшими губами:

— Ты лечил меня, Вольдас. Я слышал… во сне. Спасибо. Мне все еще больно… Но пройдет… Я знаю.

— Конечно, конечно. Ты лежи… спокойно, — ответил Рыцарь Ночи, стараясь уверенно смотреть в водянистые глаза с покрасневшими прожилками.

— Что ты ему колешь? — спросил он шепотом у Мамая.

Тот пожал плечами:

— Морфий. Не бойся, чистый. Что я, друга буду дерьмом травить? Еще уколоть?

Стражники, вернувшиеся с неудачного экса, торчали под дверью, не переодевшись, только сдвинув назад капюшоны и сняв колпаки. Любимый Митенькой запах серы и фосфора витал по квартире, но раненый его не чувствовал.

Мамай шуганул пацанов, велел им убирать рабочую одежду в чехлы, как положено, пожрать на кухне и валить по домам. Стражники поели, выпили сваренного Мамаем компота с неизменной дурманящей травкой и немного оттаяли, но уезжать не согласились, пока не придет доктор и не скажет про Митеньку.

Привезенный ребятами врач, молодой, самоуверенный, с давно не стриженными сальными волосами, осмотрев Вампира, только покачал головой и деловито спросил:

— Хоронить сами будете? Ваше дело. Все ж таки не собака, душа живая, поди еще крещеная.

— Ладно, разберемся, — буркнул Мамай, одной рукой всовывая врачу в ладонь несколько купюр, а другой подпихивая его в спину в сторону двери. — Пошел.

— Погодите, — неожиданно остановил его Вольдас. — Что с ним? Почему сразу хоронить? Какой диагноз?

— Проникающее ранение грудной клетки, — с вызовом ответил доктор. — Но это полбеды. Клапанный пневмоторакс. Вот вам диагноз, если желаете. В курсе, что это означает?

— В курсе, — сказал Розин. Перед глазами заплясали строчки учебника. Какой же он идиот! Затрудненное дыхание, синюшность кожи — классические симптомы пневмоторакса. Легкое сдувается, как проткнутый иголкой шарик, и, подобно шарику, превращается в мятую тряпочку. Надо было сразу в больницу, под капельницу, или на худой конец заклеить рану пластырем, не давать выйти воздуху. Если врач говорит, что поздно, значит, развился некроз, и это — все…