- Садись тут, девочка. Алекс приказал это место подготовить для тебя,- улыбается разрумянившаяся Зоя, отодвигая стул. Я смотрю на Беркута. Он сидит во главе длинного обеденного стола, прямо напротив меня. Так далеко и так близко. На меня не смотрит. Сидит, уставившись в монитор ноутбука и пьет кофе. Красив, как бог. Зоя ставит передо мной тарелку. Полную румяных оладий, политых янтарным медом, и я только сейчас чувствую, как проголодалась.
- Детка, я так рада,- шепчет Зоя, склонившись к самому моему уху, при этом поглядывая на хозяина,- наш Алекс еще никого не допускал к своему столу. Ну, я имею в виду девушек, ну ты понимаешь. Я впервые вижу моего мальчика таким счастливым,- мешается она, видимо прочтя на моем лице, что мне неприятно слушать про других зверушек моего господина. Зачем она лжет, он не похож на довольного жизнью. И эта жесткая морщинка у прекрасных губ.
- Спасибо, Зоя,- через силу улыбаюсь я, хватаясь за столовые приборы. Еда великолепна, я с трудом подавляю желание вцепиться зубами в сладкое великолепие, и растерзать пищу зубами. Отрезаю маленький кусочек, отправляю в рот, и только сейчас замечаю, как пристально наблюдает Алекс за моими руками. Зоя явно чувствует напряжение витающее в воздухе и спешит ретироваться. Мне хочется остаться с ним наедине. Чувствую тепло внизу живота – это желание. Я снова хочу его. Никак не могу насытиться Беркутом. И наверное уже никогда не смогу жить без него.
- Как ты оказалась на улице? – тихо спрашивает меня Алекс. Мое сердце обрывается, падает куда - то в желудок, горло сжимает колючий обруч.- Ты не уличная шалава, я увидел это сразу. Скажи мне, кем ты была?
- Я была кризисным менеджером в одной очень большой компании,- криво ухмыляюсь я, вспоминая, как довно это было. Целую жизнь назад. Он заитересован. Смотрит прищурив глаза.
- И что случилось потом? Почему ты стала жит на улице? Кто ты – спрашивает жадно. Я не хочу рассказывать. Не могу.
- Слишком много вопросов. Алекс, я никто. Я решила изменить свою жизнь. Думала, что смогу. Не вышло. Не получилось. Думала, что жэтот город даст мне новый шанс,- темные воспоминания снова затягивают в свою темную воронку. Больно, невероятно. Душу рвет в тряпки. Но, по крайней мере, меня никто не нашел. Темные закоулки вонючих улиц, довольно таки хорошо меня скрывали.
- Она все равно ничего не соображает,- сквозь зубы цедит Женька, стоя рядом с моим отцом. Он боится его. Конечно, ведь кусать руку благодетеля не станет даже такой зверь, как мой муж. - Эта тварь убила нашего сына.
Я реально нахожусь между небом и землей. Вот уже месяц. Не помню ничего: ни бесконечных допросов, ни того, как меня избил Женька. НИ-ЧЕ-ГО.
- Если она рассказала правду, я тебя уничтожу. Ты же понимаешь это?- в голосе отца сталь. Смешно. Это ведь он выбрал мне мужа. Просто поставил перед фактом. Только вот и Женька заматерел с тех пор. Стал очень влиятельным политиком. Думаю, что общественность вряд ли оповестили, что жена Евгения Сотникова заперта в психушке. От этих мыслей мне становится весело, иолько вот смеяться я не в силах. Препараты, которыми меня пичкают, позволяют жить только пуская слюни и глупо улыбаться.
- Я просто сбежала,- тихо говорю я, не уточняя откуда. Зачем? – Нашла себе квартирку, напополам с соседкой. И даже устроилась на работу, продавщицей в секонд - хенд. А потом произошло то, что меня сломало совсем.
- Расскажи,- хрипит Алекс. Я смотрю на его руки, которыми он вцепился в край стола. Костяшки побелели от сдерживаемой ярости. Я вижу. Ему жаль меня, и это выбивает из колеи. Ненавижу жалость, не хочу ее. Но начинаю говорить. Потому что это мне очень нужно. Исповедь очищает.
- Моя подруга позвала меня в ночной клуб, развлечься,- проглотив противный ком начинаю я, не сводя взгляда с потемневших омутов Беркута. – Он подсел ко мне и угостил выпивкой. А потом я не помню ничего. Скорее всего в стакане был какой – то препарат. Я пришла в себя в вонючей норе на куче грязных тряпок. Голая и связанная. Этот подонок продавал меня. Я потеряла счет времени, и сменяющимся скотам, которые насиловали мое тело. Четыре дня, потом он просто выкинул меня подыхать в какую то канаву. Я пошла, украла одежду с веревки на первом попавшемся балконе первого этажа, и уползла зализывать раны. Телесные зажили. Но души у меня давно нет.После этого, я не смогла вернуться. Я грязная, Алекс. Шлюха. Ты был прав.
- Как его звали?- рев Беркута похож на рык раненого животного. Кажется он сейчас набросится на меня, и растерзает.
- Я не знаю,- дергаю я плечом. Я и вправду не знаю, только адрес норы. Запомнила, когда он тащил меня в машину. Там на доме была табличка. Зачем? Странная память.
Алекс молчит. Я наверняка ему противна сейчас. Молчит, просто буравит меня взглядом.
- Зачем ты забрал меня? Зачем дал надежду? – шепчу я, чувствуя подступающие к глазам слезы. – Ты чувствовал себя богом, ведь так? Знаешь, Зайчонок, чего ты добился? Ты научил меня чувствовать снова, и эта боль пострашнее твоих наказаний.
Я успеваю отругать себя мысленно, за то что снова не сдержалась, и назвала его Зайчонком, пока Беркут с грацией большого зверя движется в мою сторону.
Глава 14
ОН
Я думал, мне придется исправлять Эмму, но пока только она воздействует на меня. И это страшно заводит. Этот страх, раздирающий мою черную душу. Я боюсь своей привязанности к этой маленькой уличной кошечке, и ничего не могу с собой поделать. Это нечто большее, чем боль. Щекочущее чувство опасности. Она плачет, слезинки стекают по мраморно – белым щекам, и я с трудом подавляю желание слизать соленую влагу. Беру ее за руку, и веду за собой. Сегодня я буду трахать мой страз в норе. Она заслужила наказание, поселив в моей голове и сердце разрушающее сомнение. Я не умею привязываться, не могу любить. Все выжжено давно, мертво.
Эмма повинуется безропотно. Сука, эта девка всегда ставит меня в тупик. Сейчас мне нужно услышать ее наглое «Зайчонок», чтобы почувствовать ярость, но она молча идет, как потерявшаяся собачонка.
Нора встречает нас вонью затхлости, холодом и непроглядной тьмой. Я хочу ее видеть, хочу смотреть в глаза Китти, когда буду владеть ею. И света дискошара мне недостаточно. Нащупываю на голой стене выключатель, под потолком с треском загорается тусклая лампочка. В свете потрескивающего светильника комната кажется еще более отвратительной. Матрас на полу покрыт пятнами чужых выделений. Толкаю Эмму. Она падает на уродливое ложе, делая его своим присутствием таким желанным. Сдираю с моей зверушки спортивные штаны. Она разводит ноги в стороны, открывая мне возможность видеть ее истекающую соками щелку. Сука, яйца сейчас просто лопнут от напряжения. Я опускаюсь на колени между ее бедер.
- Ох, - шепчет Эмма, когда я провожу языком по ее половым губкам. Пробую ее на вкус, как сорт дорогого вина. Моя Китти прогибается в пояснице с громким стоном, когда я углубляюсь в ее маленькую киску, исследуя и лаская. Моя девочка стонет начиная плавные волнообразные движения. Но нет, я не дам ей кончить. Отстраняюсь, рассматривая прекрасное лицо. Эмма прикусила губку от разочарования. Лежит, бесстыдно раскинувшись передо мной.
- Пожалуйста,- умоляюще шепчет она, ерзая аппетитной попкой по вонючему матрасу. Наконец то, чувствую, как ярость застилает мой разум. Моя мать вот так же отдавалась грязным, вонючим извращенцам в комнате – близнеце этой убогой норы. Она была грязной, вонючей шлюхой, и Китти ничем не лучше. Трахается со мной, ожидая денег. Грубо ввожу в нее два пальца. Она вскрикивает, явно ожидая другого.
- Мне больно, Зайчонок,- хрипит эта сука. О да, она явно поняла и приняла сейчас правила моей игры. Умный, послушный страз. Да, таких у меня еще не было. Китти ерзает, ей нравится быть насаженной на мои пальцы, чувствую как сокращаются стенки ее влагалища, когда я нажимаю на маленькую точку внутри. – Я сейчас похожа на наручную марионетку,- хмыкает эта дрянь. Блядь, мне кажется я сейчас сдохну от разрывающего мой член желания. Но еще слишком рано. Эмма стонет, дует губки, когда я встаю на ноги и иду к небольшому стенному шкафу, где дожидаются своего часа мои игрушки. Выбираю флогер. Китти смотрит с интересом, но в глазах ее плещется что – то, что я никак не могу прочитать. Она поворачивается ко мне спиной, выпячивая круглую попку, но я не этого хочу. Переорачиваю ее на спину. Первый удар приходится по розовому соску. Я бью не сильно, не хочу повредить свою зверушку. Но даже этого хватает, чтобы Китти закричала. Смотрю на бордовый след на дрожащем белом полукружье, и бью снова. Эмма рыдает, стонет, бьется подо мной, когда я наконец - то вхожу в ее возбужденную, скользкую от выделений киску. Провожу языком по оставленному мною на белоснежной коже следу. Боль, невероятная, которую она чувствует, переживает и принимает. Предыдущие девки не могли с ней свыкнуться. А этот страз идеален. Ее ноготки впиваются в мою спину, рвут кожу, пахнет кровью, и я взрываюсь. Кажется сойду с ума, пока выстреливаю в мою Эмму чертово море спермы. Она кричит, содрогаясь в конвульсиях удовольствия. Эта сука, то, что я искал долгие годы. Будет очень жалко от нее избавляться. Падаю на нее сверху. Она едва дышит под моей тяжестью, зато я слышу каждый удар ее сердца.