17×18, ЖСvsЧБ
Договор был на 15:00, в Соловьиной роще, основа(+молодняк) на основу, 17 на 18, на чистых руках.
Торпедосы — дело плевое, но пыльное. Поэтому собираемся чуть раньше, чтобы провести разминку и выпить по баночке 0,33 (чисто согреться чуть-чуть — осень в поле).
А поле наше было русским во всей широте этого слова. Мы бы даже сказали, исконно Ростовское. Сколько оно видело… Сколько крови нашей впитало… Сколько впитало крови наших оппов… Оно было как мать, как Лесная Дева целующая. А мы — дети ее.
— Бойцы, —Ю. прерывает разминку, — говорил уже тыщу раз и скажу снова: мы с вами одна из самых крепких фирм Юга, и я не сомневаюсь, что мы в очередной раз нагреем оппам зад. Но повторю, не столько для основы, сколько для молодняка, который туда стремится: мы ни за что не покидаем поле боя, ни за что и ни при каких обстоятельствах! Либо вы на поле со всеми, либо вообще сюда не приходите. Вам ловить здесь нечего. Потому что опора вся в том, кто стоит рядом с тобой, а стоять в ряд с братом, в котором ты уверен, — приравнивается козырю в кармане фирмы.
Мы свистим и шизим, но Ю. еще не заканчивает:
— И второе, не менее важное правило, которое хочу напомнить и основе: делай так, как если бы ты хотел, чтобы сделал твой враг по отношению к тебе — даже если он переходит грани и начинает оставлять натесы — не опускайтесь до его уровня, держите себя достойно и достойно бейтесь. Не делайте калеку из уже поверженного врага, особенно если он сражался честно и до последнего. И да начнутся голодные игры, еп твою мать!
Ю. знает свое дело. Мы расправили плечи, как Атлант. Этот забив, в отличие от матча Ростов-Торпедо, будет решительно победным. Наш настрой крепок, как дедова самогонка. И мы ждем. На часах уже 14:56…
Где-то едва послышались крики торпедосов из «MachineBand»: «Эй, эй! Гол «Торпедо» забивай быстрей! Эй! Ну-ка им накерни посильней! Эй! Всех врагов в Европе отымей, эй! Гол «Торпедо» забивай быстрей! Эй! Эй! Эй!». Идет орава из 18 автозапчастей, все в черных масках с белыми черепами. В руках несут пукалки с дымом. Апасный типа, you know?
Основа встает, отдает все телефоны, часы и т. д. нашему оруженосцу Н. Ю. становится на позицию судьи и «скорой помощи». Т. настраивает камеру.
Собрались в поле воины. 17 желто-синих рыл против 18-ти черно-белых рыл. По правую сторону клич: «Столи-и-ица Ю-га! Столи-и-ица Ю-га! Столи-и-ица Ю-га!». По левую: «Black-White Power! Black-White Power! Black-White Power!». Бешеные глаза, полные шума и ярости, бешеные кулаки, акцентно протянутые к небу. Мы и наши оппы стоим друг против друга, в 10–15 метрах, кричим друг на друга, точно бродячие псы, и ждем лишь приказа, чтобы сорваться с цепи. Слышим от судий: «Мочи их, пацаны!!!» — и этот крик разлетается по полю в унисон сердечному ритму.
Первая линия идет вплотную, вторая и третья стоят по бокам, образуя концы полумесяца. Торпедосы все ближе. Ждем, ждем, ждем… «Вали пиндосов!» — срываемся и влетаем с ноги друг в друга. Наши вторая и третья линии выгибаются в другую сторону, окольцовывая торпедосов. Держим строй. Летят ноги, кулаки, ебла. Разбираем по одному черно-белому. А. бросает с прогиба урода № 5 и прыгает по его голове ногами, но его сбивает урод № 9, валит на землю и начинает со всей дури бинтами натирать ему лицо. Тут же в прыжке К. сбивает урода № 9, поднимает А., и, схватившись за плечи, они несутся вдвоем на урода № 13, который обрабатывает Л. Херак ногами — и нет торпедоса. В численности наших стоячих больше, поэтому окружаем остальных и двойками посылаем на землю. Тут же урод № 17, который против правил встал после поражения, — с разбега вмазал по челюсти К. и отправил его спать. А. вне себя — наступив этой суке на ногу, кидает аперкот. Торпедос № 17 падает, поливая поле кровью — перекусил язык к чертям.
Мы зажимаем MachineBand и, добивая последних, жесткими ударами по почкам, головам, животам подгребаем всех в одну приличную горку, будто собака насрала.
Мы встаем вокруг поверженных оппов. Над нами сияет темно-синее глубокое небо, под нами расстилается бескрайнее осеннее поле. И стоит всюду запах победы — это железный запах крови и промокших берез. Льет дождь. Мы зажигаем фаеры, и картину наполняют куски желто-синего дыма. Мы поднимаем к небу избитые кулаки и шумим: «StreetBoy's! StreetBoy's! StreetBoy's!». И идем к роднику — омыться.
Всю дорогу говорим о прошедшем забиве. Никто не мог не обратить внимания на А. и как-нибудь над ним прикольнуться: один из торпедосов во время боя накинулся на А. и, сев сверху, начал начесывать рожу А. бинтом на кулаке (бессмысленный, считаем, вандализм). Остались натесы, причем в разных местах, причем большие. Забив, в целом, без потерь, помимо выбитой челюсти у К. Ну, ничего — до свадьбы доживет. Главное, что отстояли право носить цвета клуба.