Пустует лишь одно кресло. Сидящие в остальных женщины смотрят на Луку, и она ощущает их безмолвную поддержку – они смотрят на нее как на свою.
– Ты прошла испытание души, и мы приветствуем тебя, сестра! – говорит Мирела и смеется.
Ее красивое гладкое лицо разбивается морщинками, как зеркало – трещинами.
И остальные повторяют неровным хором:
– Мы приветствуем тебя, сестра! Здравствуй, сестра!
Стражи, задрав хвосты, отступают к креслам, освобождая центр зала. На пустующее кресло запрыгивает Морок, укладывается, поджав под себя лапы и сложив крылья – хранитель для Хранителя. Его кошки усаживаются внизу. С кресла рядом грациозно поднимается призрак – светящаяся тень Альберран, указывает на Луку, манит к себе. Лука подходит и видит… сиамского котенка, играющего на сиденье с подвеской.
«Это мой подарок, сестра, твой Страж! – звучит в сознании беззвучный голос умершей, а на сердце кладут бетонную плиту – так тяжело ему биться. – Отныне ты займешь мое место среди нас. Отныне тебе – держать мир на плечах, как держат они, ибо ты отныне – Хранитель».
«А ты?» – одними глазами спрашивает Лука и крепче прижимает к себе чью-то душу.
«А я ухожу, как рано или поздно уходит каждая из нас, уставшая от течения тысячелетий! Ухожу, оставляя тебя взамен, как когда-нибудь оставишь кого-то взамен себя ты! Ухожу – и уношу в сердце любовь ко всем вам, сестры!»
В лице Мирелы проступает печаль, снова делая его гладким, молодым и прекрасным. Ее мониста грустно звенят, когда она говорит, наклонившись вперед:
– Прощай, сестра! Возвращайся в сердцевину вселенского цветка!
И остальные повторяют неровным хором:
– Прощай, сестра! Мы еще свидимся, сестра!
Лука подхватывает маленького Стража на ладонь и медленно садится. Тот, распушив хвост и тряся смешными крылышками, пытается грызть ее пальцы. А она смотрит на пустующее кресло рядом… Кресло Эммы Висенте.
Лука никогда не любила комаров – не столько из-за укусов, сколько из-за надоедливого пронзительного писка. Один попался какой-то особенно упорный! Все зудел и зудел над ухом, но поднять руку и прихлопнуть гада не было сил – уж очень хотелось спать. Она несколько раз просыпалась, слушала мерзкий звук и снова проваливалась в сон. А потом будто вынырнула из глубины и сразу ощутила трубку в горле, клеммы на пальцах, вновь услышала писк, к которому прибавился звон, от которого голова готова была расколоться.
Она открыла глаза и с ужасом обнаружила, что не может дышать – за нее это делал аппарат, в изголовье больничной кровати мерно раздувающий мехи в стеклянных колбах. Дернулась, пытаясь поднять руки, опутанные проводами. Вокруг закружились белые халаты. Спустя мгновение она уже кашляла после изъятия дыхательной трубки, комкала на груди больничную сорочку. Губы потрескались, во рту было сухо и гадко, горло раздирал кашель.
– Воды… – прохрипела она.
Седая полная медсестра принесла воды – один глоток, только смочить губы. И сказала, покачав головой:
– Тебе пока нельзя много. Чуть позже принесу теплого чаю.
– Спасибо, – прошептала Лука.
Руки искали что-то и не находили. Вспомнила, дернулась – встать, бежать, искать мертвого кота. Обещала призраку, неужели не сдержала слова?
За дверями послышались громкие сердитые голоса, створки распахнулись, и на пороге оказался… Яр. Бледный, волосы всклокочены, правая рука на перевязи. Две медсестры и один врач дружно пытались оттащить его в коридор, но ведьмак стоял, как скала. Луке показалось, что они с ним оказались лицом к лицу на пустынном берегу моря. Вопли персонала стали криками чаек, шум аппаратов – шорохом прибоя. Других звуков, слов, движений – не требовалось. Глаза в глаза они смотрели друг на друга, торопясь безмолвно передать другому испытанное: боль, отчаяние, разочарование, горечь… надежду. Ухнули в пропасть, поглотившую Богдана Выдру и его чудовищные творения, все негативные чувства. Осталась только любовь. Та, которая и есть вселенная.
Спустя мгновение Гаранин улыбнулся и произнес:
– За кота не беспокойся, лежит в холодильнике, ждет тебя…
И вышел прочь, не обращая внимания на переставших от изумления теребить его врача и медсестер.
Лука откинулась на подушки и закрыла повлажневшие глаза. Любовь не требует слов. Любовь требует дел. Этого многие не понимают и обижаются на своих мужчин, не говорящих им ласковые слова на рассвете и закате. Она, Лука, не станет обижаться на Яра. После этой фразы – никогда!
Девушка провела в больнице еще неделю: отравилась угарным газом, сильно пострадали легкие. Через день ее перевели в обычную палату и разрешили посещения. «Не боись, мы тебя подлечим! Будешь как новенькая!» – пообещал навестивший ее первым Саня Логинов. Пришедшая с ним рыжая ведьма Маргарита в палату так и не зашла, заглянула, кивнула Луке и скрылась. Та подумала, что если рыжей удастся окрутить Логинова окончательно – для компании тот, увы, будет безвозвратно потерян. Муня опять разревелась, зацеловала ее и обняла так крепко, что едва не хрустнули ребра. У сопровождающего ее капитана Арефьева было лицо человека, который воочию увидел земное ядро и остался жив. Переоценка мироздания давалась ему непросто. «А как же Вит?» – спросила Лука, когда Мефодий вышел, деликатно оставив их одних. Муня поскучнела, но ее горящие счастьем глазищи говорили об обратном. «Знаешь, когда мы попали сначала в подвал, а потом в пещеру, я ужасно боялась за нас обоих. Но вдруг поняла – я за Вита боюсь как за дорогого мне человека, но не как за любимого. Это такой… – она покрутила пальцами в воздухе, – …оттенок страха. Он все расставляет по своим местам. Я загадала, если мы выберемся и у нас с Мифом ничего не сложится – с Алейником мы все равно расстанемся. Буду ждать свою судьбу, а не играть чужими!»