Из больницы Лука выходила в одежде, привезенной Муней. Щурилась от яркого солнца, дышала осторожно – горло еще болело. Прядилова лукаво улыбалась, держа ее за руку, как маленького ребенка, которого мама забрала из садика.
На улице, рядом с BMW, у которого были помяты капот и двери слева, стояли… Ярослав Гаранин и Алуся Бабошкина, укутанная так, словно отправлялась на Северный полюс. Увидев Луку, она пискнула и бросилась к ней. Та подхватила ее, смеясь, подняла – худенькое, почти невесомое тело. Девочка обняла ее за шею и горячечно зашептала в ухо:
– Я знаю, это ты меня спасла! Я тебя видела, там, в темноте, с каким-то огоньком в руках. Он вдруг вспыхнул и ко мне поплыл. Сел на ладонь и под кожу втянулся. И мне сразу тепло стало!.. – И без перехода: – Ты обещаешь ответить ему «да»?
– Кому? – так же шепотом изумленно спросила Лука. – Огоньку?
– Да Яру же! – Алуся даже стукнула ее по плечу. – Он хочет, чтобы мы все вместе жили! Как семья!
Лука задумчиво уткнулась ей в плечо. Помучить его или сразу согласиться?
– Ты согласишься, да? – затрясла ее Алуся. – Соглашайся! Мы собаку заведем, как у нас Бимка был!
Ее обняли родные руки.
– Хватит уже секретничать! Поехали домой! По пути заедем на кладбище…
Лука посмотрела на Гаранина непонимающе.
– К Виктору, – пояснил тот, – сколько ему еще мучиться?
– Поехали. – Лука осторожно спустила Алусю на землю и взяла за руку.
– Мы к вам в гости завалимся! – крикнула ей вдогонку Муня и, обернувшись к своему спутнику, строго вопросила: – Правда, товарищ капитан?
– Правда, гражданочка, – засмеялся тот, обнимая ее.
Изредка с верхушек рощи за погостом кричали вороны. Под саваном снега заброшенное кладбище не выглядело так убого, как при первом его посещении Лукой. Могилы с костомахами вообще не было видно, а крест на могиле Виктора Литвина щеголял белым пушистым шарфом.
Лука шла впереди, держа завернутое в полотенце и полиэтилен тело Вольдемара. Позади Яр нес лопату и вел Алусю. Та ступала осторожно, как лисичка, вышедшая на охоту. Жадно крутила головой, втягивала дрожащими ноздрями воздух. Что она видела в своей жизни за последние годы: серые больничные стены, скудость больничной же территории – неяркие и неинтересные краски страдания и боли.
Она была здесь… Претка, недодуша Виктора Литвина. Кружила над крестом, переливаясь, как огромный радужный шар. Но вдруг остановилась. Лука ощутила ее пристальный «взгляд», и выдержать его было едва ли не так же сложно, как голос призрака Альберран. Претка ждала. И знала, что ожидание подходит к концу.
Лука нерешительно оглянулась на спутников. Яр, обойдя ее, подошел к могиле, ботинком смахнул снег, потыкал лопатой в мерзлую землю. Хмыкнул, снял и повесил на крест куртку, оставшись в одной футболке. Его мышцы взбугрились, когда он вонзил полотно лопаты на всю длину. Мерзлота поддавалась неохотно, но поддавалась…
Алуся смотрела на брата широко раскрытыми глазами, в которых отражались линия леса, будто выстриженная маникюрными ножницами, и небо над ним. Смотрела, но не видела. Лука поняла, что она знает о тоскующей душе, чувствует ее присутствие. Нет, Алуся Бабошкина не была ни Видящей, ни медиумом. Она просто слишком долго жила на грани, отделяющей жизнь от смерти.
– Готово, – сказал Яр, разгибаясь и бросая последнюю лопату земли на небольшой холмик, резко чернеющий среди снега. – Сама это сделаешь?
– Сама, – твердо сказала Лука.
Все это время в сердце сидела змеей, свившей гнездо, боль от потери Вольдемара. Но как бы больно ни было – следовало довершить начатое.
Она опустилась на колени на краю выкопанной Яром длинной ямы и на миг прижала к себе тело кота. Сглотнула слезы, напоследок погладила жесткий бок, аккуратно уложила Вольдемара в могилу, на истлевшие доски гроба, проглядывающие на дне. И так и стояла на коленях, пока Яр забрасывал яму землей, а сверху накидывал снег, чтобы придать могиле первоначальный вид.
– Ну вот, – сказал он, втыкая лопату рядом и заботливо поднимая Луку на ноги, – мы сделали что могли. Покойся с миром, Виктор Литвин! Ты погиб как герой, спасая свою семью от монстра в человечьем обличье!
– Покойся с миром! – прошептала Лука, отворачиваясь и утыкаясь Гаранину в грудь.
И Алуся повторила за ней эхом:
– Покойся…
Ничего не произошло. Не воссиял крест на могиле, и не стало светлее небо над головой. Не закричали птицы, а редкие машины по-прежнему сердито фыркали, проносясь по шоссе за домами. Все так же чернели из-под снега стены разрушенного пожаром дома… Но Лука ощутила тепло, окутавшее ее. Восхитительное ощущение гармонии и… печали. Виктор Литвин прощался с ней, чтобы отправиться в путешествие, из которого не возвращаются.