На обратном пути никто не разговаривал, однако молчание не разделяло сидящих в машине. Оно было общим. Лука баюкала ощущение причастности к другим людям и думала о том, что ей хочется плакать. Навзрыд. Ведь вместе с Вольдемаром из ее жизни ушло что-то очень важное, а что – она так и не успела понять!
Старый дом был тих и пуст.
– А где Михал Кондратьич? – разочарованно спросила Лука, переступив порог и нарушая молчание.
– В Саратове, – улыбнулся Яр, садясь на корточки у печи и занявшись розжигом. – К тетке с подарками поехал – Новый год скоро!
– Новый год? – изумилась Лука.
Надо же, за всеми этими событиями как-то упустила из виду, что декабрь уже кончается!
– А елку будем наряжать? – уточнила Алуся, выпутываясь из своих ста одежек.
Гаранин нерешительно ответил:
– Попробуем.
И Лука поняла, что он не делал этого все те годы, которые Алуся провела в больнице.
– Даже пробовать не будем, нарядим – и дело с концом! – заявила она и вдруг увидела на крючке в коридоре свою старую куртку: она была тщательно отчищена от крови и гари и выглядела почти как новая!
– Ух ты! – воскликнула она. – А я-то думала, что ее только на помойку теперь!
– Михал Кондратьич постарался. – Яр полез в холодильник. – Что будем есть?
Девушка, радуясь непонятно чему, надела куртку и привычно сунула руки в карманы. Нет, не зря тогда потратила приличную часть зарплаты на эту вещь!
– Так что есть будем? – повторил Гаранин и обернулся на тишину.
Девушка с безумными глазами держала на ладони… небольшой мешочек из пупырчатой рыже-зеленой кожи.
Яр оказался рядом в один прыжок. Развязал ремешок, и ему на ладонь выпала… стрекоза с глазами из наборных самоцветов.
– Я… – севшим голосом сказала Лука, но горячая ладонь накрыла ее губы.
– Молчи! Я знаю, что ее у тебя не было!
Гаранин осторожно вернул брошь в мешочек и потянулся за своей курткой. Луке не было нужды спрашивать, куда он едет, она знала и так. Развернулась и направилась к холодильнику – ужин надо приготовить к его возвращению! В голове звучали слова Беловольской: «Вещи такой силы от начала времен свою волю имеют, и не нам, людям, ее оспаривать!»
Другого объяснения произошедшему не было. Стрекоза, дарующая вечную жизнь, не желала оказаться в руках у человека с мертвой душой.
Покойника при жизни.
Ночью приснилось, что она опять в больнице. Бежит по бесконечным коридорам, а вздохнуть невозможно – на груди лежит стальная плита, а над ухом назойливо зудит кардиомонитор, следующий за ней по пятам. Лука судорожно вздохнула и проснулась. «Стальная плита», лежащая на груди, оказалась сиамским котенком размером с два кулачка. Котенок пытался грызть ее пальцы и оглушительно вопил. В голосе явственно звучала наглость.
Гаранин в одних тренировочных штанах лежал рядом и стоически терпел кошачьи трели.
– Что это? – прошептала Лука, беря шерстяной кусачий клубочек на ладонь, а другой рукой принимаясь чесать его за ухом.
– Пробегал мимо станции, увидел старушку какую-то… Просто так отдала, – пояснил Яр и поморщился: – Давай уже вставай и накорми его. И меня заодно!
– Не наглей, ведьмак, а то заколдую, – улыбнулась Лука, задумчиво поглаживая шелковистую шерстку.
Удивительные старушки, однако, пристраивают породистых котят у железнодорожной станции в шесть утра!
Зверек под ее лаской затих и прикрыл глаза – такие же неизбывно голубые, как у Вольдемара. За его спиной едва угадывались смешные «металлические» крылышки.
– Не зли меня, ведьма, а то зацелую, – со смехом ответил Гаранин, запуская жадные руки под одеяло.
На втором этаже послышалась возня.
Хохоча, Лука выбралась из постели:
– Отстань, Гаранин, Алуся проснулась!
– Никакой личной жизни теперь, – проворчал Яр, поднимаясь и идя за ней на кухню.
И вдруг насторожился – за забором взревел и замолк мотор припарковавшегося авто.
– Это еще кто? – удивилась Лука, спешно натягивая джинсы, рубашку и пряча котенка за пазуху.
Яр смотрел на дверь с очень странным выражением лица. Похоже, он знал, кто нарочито громко хлопает калиткой и идет по протоптанной в снегу тропинке к дому – широким, тяжелым шагом.
В дверь деликатно постучали. Толкнули створку.
На пороге стоял Борис Сергеевич Гаранин, держащий в одной руке пакеты из супермаркета, а в другой – старую картонную коробку, для крепости перевязанную бечевкой.
– Э-э… Доброе утро! – поздоровался Яр и умолк. Кажется, остальные слова он позабыл.