Она вынырнула из «видения», когда в плечо попал ком снега. Снег был свалявшийся, сырой, потому ощущались удары даже от небольших снежков. По негласной договоренности в Алусю не кидались. Совершая механические действия – наклониться, набрать снег, слепить, бросить, улыбнуться, – девушка вспоминала рассказанное Гараниным о пассиях Найджела. Почему казалось, что в ней, в Луке, только что тоже выключили свет? Говорят, знание – свет, так это неправда! Знание – тьма. Тьма отчаяния.
Для чего ей такой невыносимый Дар?..
Как с этим жить?..
Гаранин неожиданно оказался рядом. Взял ее за плечи, встряхнул, прижал к себе.
– Что случилось?
Алуся смотрела испуганно, комкая снег в ладонях.
Лука уткнулась лбом в его каменную грудь. Сказать или нет? Он имеет право знать, ведь Алуся – его сестра, похоже, единственный родной человек в этом мире. Но она, Видящая Лука, имеет ли право лишать его надежды? НЕТ. Ей одной нести свое знание… Надо поговорить с Этьенной Вильевной! Она же как-то с этим справляется?
– Прости, голова закружилась, – бледно улыбнулась девушка, запрокидывая к нему лицо. – Надо больше гулять и снежками кидаться!
Короткое мгновение он разглядывал ее, и она понимала – не верит. И смотрела жадно в его глаза, прозрачные, голубые, ищущие ответного тепла. А в мыслях билось перелетной птицей, наконец, обретшей дом: «Если суждено мне быть Хранителем, я буду твоим…»
Анфиса Павловна открыла дверь, и лицо ее озарилось радостной улыбкой. Но, к удивлению Луки, радовалась она вовсе не возвращению блудной жилички.
– Ярослав! – воскликнула старушка. – Иди-ка сюда, я на тебя погляжу! Какой ты стал красавец с переломанным носом!
И она за рукав втащила его в прихожую с такой силой, что Яр чуть не отдавил лапы любопытствующему коту.
– Анфиса Пална? – удивился Гаранин. – Вот не ожидал вас здесь увидеть! А как же та квартира на Курской? Огромная такая, с лепными потолками?
– Так сдаю, – хитро улыбнулась домохозяйка, – на хлеб и книги хватает, что еще надо пенсионэрке? Значит, – она посмотрела на покрасневшую Луку, – ты – ее друг?
Яр спокойно кивнул. Анфиса Павловна всплеснула руками.
– Что ж я! Чаю, чаю, непременно чаю! Я тебя сто лет не видела! Без чаю не отпущу, невзирая на неотложные дела!
– С удовольствием, – улыбнулся Гаранин и принялся расшнуровывать берцы, отгоняя Вольдемара, решившего поохотиться за шнурками.
– А вы знакомы, да? – спросила Лука, ощущая себя тупой, как дерево.
Ведь очевидно же, что знакомы!
– Конечно, знакомы! – раздался с кухни помолодевший голос Беловольской. – Мама Ярослава, Марина, была лучшей моей ученицей!
– Твоя мама была стихийницей? – изумилась Лука, глядя на Яра.
– Что тебя удивляет? – в свою очередь, изумился он.
Девушка пожала плечами. Желая прекратить разговор, подхватила на руки кота и пошла проверять, есть ли в его миске корм. Наверное, невежливо было оставлять в прихожей парня, который пришел вроде бы к ней в гости, однако у нее было ощущение, что Анфисе Павловне и Гаранину есть о чем поговорить и без посторонних.
Корм у Вольдемара был. Соскучившийся зверь есть не желал, желал ласкаться. Стоя у окна, Лука почесывала ему уши и морду, слушала мурчание, подобное работе дизельного движка, и думала о том, что похожая на эльфа Марина Гаранина должна была владеть даром Видящей или медиума, но никак не стихийницы!
Кот замолчал. Лука спохватилась не сразу, перевела на него взгляд и опешила – зверь с жадностью смотрел ей в лицо, будто видел в нем что-то чрезвычайно важное. Очень осторожно, лапой без когтей, он тронул ей щеку. Словно погладил…
С кухни раздался звон упавшего столового прибора. Прянув ушами, как лошадь, Вольдемар вывернулся из рук хозяйки и умчался на звук.
Лука, тяжело дыша, оперлась на подоконник. Блин, так и двинуться недолго… В глазах кота ей почудился вовсе не звериный взгляд – взгляд страдающего человека!