От громкого смеха Лука вздрогнула.
– Ну что ты ржешь, как конь? Разбудил девоньку! – шикнула старушка.
Лука открыла глаза и обнаружила себя уютно лежащей на плече Ярослава Гаранина. Ни каменной кладки вокруг, ни лозы, похожей на скелет, ни пугающих и красивых женщин, решающих твою судьбу…
– Ты чего? – встревоженно спросил Яр, глядя, как резко, полосой, бледнеет порозовевшая со сна девушка.
Она молчала. Неожиданно вспомнила, сколько было кресел в том зале.
На следующее утро Лука проснулась в отличном настроении. Тревожащие воспоминания из полусна-полуяви накануне постепенно стирались из памяти, сменяясь путаными картинами, свойственными обычному сновидению. Лука оставалась уверена в реальности одного – где бы она ни была, Вольдемар оставался с ней. Оставался, чтобы защищать. Между ней и котом будто образовалась связь, позволившая хозяйке и зверю чувствовать друг друга.
– Эх, молодежь! – ворчала за завтраком Анфиса Павловна. – Не вложили в вас понятие о пользе систематизации! Сколько дней мы уже не занимались?
Луке было очень стыдно, но посчитать она не смогла. Последние события сплелись в какой-то клубок, из которого более-менее четко она могла вспомнить лишь смерть Эммы Висенте и прощание с ней в «Черной кошке» да тепло гаранинского плеча под щекой вчерашним вечером.
Поскольку клуб еще не открылся и день оказался свободным, Лука прибралась в квартире, сходила в магазин, поиграла с котом, а после до самого вечера занималась с учительницей отработкой новой стихии – земли. Девушка старалась и выкладывалась по полной. Эта стихия давалась ей куда легче, чем огонь, возможно, потому, что последний всегда вызывал в живых существах страха больше, нежели остальные, вместе взятые.
– Анфиса Павловна, а Яр очень похож на маму? – спросила она в перерыве.
Старушка усмехнулась.
– Всяко сильнее, чем на отца. Это сейчас парень заматерел, в плечах раздался, двигается, как тигр в камышах, а раньше щепка щепкой был, прямо как Марина – одни глазищи!
– А какая она была, Марина Гаранина?
– Марина Доманина, – поправила домохозяйка, – стихийница потомственная. Гаранин – фамилия Бориса. Ведьмы свои фамилии в браке не меняют.
– А как же Этьенна Вильевна Прядилова? – удивилась Лука.
– Прядиловой была – Прядиловой и помрет. Род у них такой, Прядиловых, – пожала плечами Анфиса Павловна. – Муж ее фамилию взял. Видела их пару раз вместе – любит он ее сильно, супружницу свою.
– А Марина Бориса любила? – сверкая глазами, спросила Лука.
Старушка внимательно посмотрела на нее поверх очков.
– История старая, иллюминация. Тебе зачем?
Лука отвела глаза и увидела Вольдемара. Кот, сидя на пороге кухни, увлеченно вылизывал заднюю ногу с растопыренными пальцами. Но едва почувствовал взгляд, это интереснейшее занятие прекратил. Муркнул и, подойдя, вспрыгнул к хозяйке на колени, боднув ее в плечо ушастой головой, будто говоря: «Ну чего же ты? Признавайся!»
– Яр мне нравится, – вздохнув, призналась Лука. – Знаете, как нравится, не чтобы в койку с ним завалиться, а чтобы узнать поближе. Только он молчаливый… нет, не так! Есть вещи, о которых, мне кажется, его нельзя спрашивать. Но, – она вскинула умоляющий взгляд на Анфису Павловну, – знать-то хочется!
– Конечно, хочется, – хмыкнула та. – Я тебе расскажу, что знаю, а об остальном ты все-таки найди возможность с ним поговорить. Яр ведь все в себе, в себе. А это тяжело. Марина такая же была. Слышала песню «Та, что идет по жизни, смеясь»? Вот это про нее. Для других – солнце ясное: приветит, обогреет, поможет. О том, что в своей жизни происходит – о болячках ли, о тоске-грусти, – ни слова. Борис, едва увидел ее, влюбился без памяти. Она мне жаловалась тогда, мол, ведьмак какой-то сумасшедший попался – преследует, цветами заваливает, по телефону звонит и молчит в трубку, а она точно знает, что это он! Ну коли точно знала, значит, заметила все-таки? – лукаво улыбнулась рассказчица. – Пару лет их роман длился. Гаранин старался все время быть рядом, решал все проблемы – у нее мама болела тяжело в старости и умирала нелегко. Он и больницу организовал, и лекарства заграничные… В общем, как-то она пришла ко мне и говорит: «Анфиса Павловна, я замуж выхожу за Бориса. Он – тот человек, что мне нужен! Я за ним как за каменной стеной!» – «А ты любишь ли его?» – спрашиваю. Молчит, в глаза не смотрит. Потом уронила: «Я ему нужна…»
– Так она его не любила? – изумилась Лука.
Как-то не сочетались у нее представления о матери Яра и «нелюбовь».
Анфиса Павловна пожала плечами.
– Недаром говорят: «Стерпится – слюбится!» Поначалу-то все у них хорошо было. Борис дикую охоту оставил, устроился в Службу безопасности и начал карьеру делать. Зубами конкурентов рвал – все заработанное в дом, в дом. Для любимой жены и сына. Квартиру они купили, загородную виллу отгрохали… Марина к тому времени учиться у меня закончила, однако старуху не забывала! В гости заглядывала, иногда одна, но чаще с сыном, которого девать некуда было: Борис все время на работе, и его, и ее родителей уже не было на свете. И, знаешь, иллюминация, она будто таять начала. Вот как свеча сгорает, а огарок все прозрачнее и прозрачнее становится. Улыбается, а глаза нерадостные. Я даже испугалась, что она больна, как и мать ее… Наследственность, понимаешь, страшное дело! Стала спрашивать, что происходит, но она ж, как Яр, – молчальница. Упорно молчала, да я упорно ответа добивалась. Добилась только одной фразы: «Душно мне, Анфиса Павловна, за каменной-то стеной».