Тонкий клинок по широкой дуге очертил пространство, застыв в миллиметре от горящего язычка пламени. Оно потухло мгновенно. Даже не дрогнув. А Лука не успела моргнуть, как сильные руки вытащили ее из «подпола». Удерживаемая Гараниным девушка болталась, как тряпичная кукла, и отчаянно болтала ногами.
– Подсматриваешь? – Его зрачки еще не приняли обычную форму и казались двумя щелями, откуда выглядывала звериная тьма. – Ай-яй-яй!
– Я только посмотреть, куда ты ушел! – пискнула Лука.
Яр прижал ее к себе, так и не ставя на пол. Он даже не вспотел. Лишь кожа была горячее, чем обычно.
Она закинула руки ему на шею, ощущая, как его губы прошлись по ее шее, ключице, груди. А затем… он поставил ее и отступил. Девушка едва сдержала разочарованный стон.
– Ох, тяжело мне с тобой, – качнул головой, – режим летит к черту. Поспи еще, я скоро буду.
– Ты куда? – отчего-то испугалась она.
Сейчас как возьмет свои клинки, как выйдет в туман… А там монстры!
– На пробежку, через час вернусь.
Проходя мимо, Яр чмокнул ее в нос, как маленькую. Спустя несколько минут хлопнула входная дверь. Интересно, он так и побежал? В спортивках и босиком?
Она задумчиво подобрала подсвечник, поискала глазами, куда бы поставить. В ряду бокалов на тонких витых ножках, стоящих в похожем на лесное чудище серванте, намечался явный пробел. Видимо, подсвечник там и стоял. Лука открыла стеклянную дверцу. Бледный свет, уже струившийся в окно, позволил полюбоваться искусной резьбой по дереву – раму украшали дубовые листья, гроздья рябины и маленькие смешные птички с хохолками. Потянула руку с подсвечником – поставить на место – и вдруг увидела упавший белый прямоугольничек. Его покрывал слой пыли – должно быть, фото раньше стояло, прислоненное к одному из бокалов, а потом завалилось назад, и о нем забыли. Она осторожно вытащила его.
Еще одна фотография из далекого прошлого. Двое мужчин: молодые, здоровенные, загорелые, смеющиеся, в военном камуфляже, стоят в обнимку над тварью, больше похожей на усеянную шипами свинью.
Борис Гаранин и Максим Бабошкин.
Друзья? Напарники? Охотились вместе? Как там говорила Анфиса Павловна – дикая охота?
Лука осторожно положила фото на место, загородила подсвечником. Прошлась по комнате – здесь было ощутимо прохладнее, чем внизу. Присела на укутанный целлофаном матрас, заглядевшись в окно. Дымка тумана становилась прозрачнее, но все еще напоминала слоеный пирог. Нечасто пересвистывались птицы. Луке ужасно захотелось выйти на крыльцо. Постоять, как та женщина в видении, вдыхая утренний вкусный воздух, который не портили ни влага, ни стылый ветер, подставить горящее от ночных поцелуев лицо его ладоням. И так ждать Яра… Как ждала Марина Доманина своего Макса. Понимание пришло неожиданно – так вот чей образ привиделся при первом посещении дома!
– Встречала тебя, да, – раздался знакомый ворчливый голос. – Чаю хошь?
Лука поднялась. Никогда раньше не думала, что дом может ощущаться живым существом, которое вольно или не вольно пускать тебя на порог.
– Спасибо, Михал Кондратьич, чаю – с удовольствием! – сказала она. – И неплохо бы нам с тобой завтрак соорудить. Бегун вернется голодный!
– Они все голодные возвращаются, – хмыкнул в бороду домовой. – Что первый хозяйкин муж, что второй… Набегаются по лесу, аки гончие, и давай лопать! Никаких продуктов не напасешьси!
– Возвращались… – машинально поправила Лука, подходя к холодильнику.
– Э, нет, голубушка, – лукаво улыбнулся Михал Кондратьич, – это для вас, людей, время имеет значение. А мне что прошлое, что настоящее – все едино. Могу молочка пятидесятилетней давности попить, могу – сегодняшнего числа.
Лука ошарашенно посмотрела на него и жалобно попросила:
– Можно я не буду об этом думать? Это не обдумывается…
Домовой хохотнул и, достав с полки чугунную сковороду, великодушно разрешил:
– Можно! Давай оладий, что ли, напечем? Сметана и мед у нас есть! На чем печь будешь, хозяюшка?
– Я? – изумилась девушка.