Он также хлестал по Фио, и так как она не верила в зонты, то промокла насквозь. Она открыла подъездную дверь, ливень продолжался. Скинув болотного цвета пальто на стул, а синий пуловер в кучу грязного белья в углу гостиной, она окончательно пришла в себя, уже сидя на диване в позе лотоса. Она поленилась высушить волосы, поскольку собиралась сегодня мыть голову, и лишь отметила про себя, что дождь любит идти, когда у нее грязные волосы; да и потом, ей просто нравилось чувствовать свою причастность к бушующей за окном стихии. Несколько капель впитал красный диван. Фио принялась было снимать махровым полотенцем с тела и одежды покровы влаги, но они были сотканы из столь тонких ниточек дождя, что в результате она лишь окончательно в них запуталась.
Она вытерла руки о белую майку, встала, пересекла гостиную, остановилась у холодильника и правой рукой взялась за его алюминиевую ручку, но, спохватившись в последний момент, не стала открывать и отдернула руку, словно боясь обжечься. Ее смутила слишком уж безупречная последовательность движений. Поймав себя на привычном жесте, отработанном до автоматизма, она обнаружила, что делает все настолько машинально, что уже не отдает себе отчета в собственных действиях. Холодильник предвидел ее поведение. Предметы быстро привыкают к своему хозяину и без труда узнают претендующих на обладание ими. Посуда вымыта, дымящийся чай поджидает на столике у дивана, но она не помнит, как у нее все это получилось. Повседневность опять набрала силу. Постоянно тренируясь, она, безусловно, облегчала мелкие испытания дня. Но Фио не хотелось, чтобы повседневность была настолько сильна, что часы пролетали бы как минуты; она боялась, чтобы жизнь ее текла как по маслу, лишая ее действия осознанности. Конечно, иногда она пользовалась этим оцепенением — например, когда на душе было тоскливо, — но при этом прекрасно осознавала опасность наркотика, которым является повторение. Фио решительно опустила правую руку, чтобы сбить привычку, и открыла холодильник левой рукой. Холодильник недовольно проворчал. Холод коснулся лица Фио тонкими ворсинками ледяной кисточки. Выбранный ею йогурт упал на пол. Собственная неловкость успокоила. Она подняла помятый йогурт и вернулась на диван.
Ее взгляд остановился на репродукции эстампа Хокусаи[4] «Большая волна», которая висела на противоположной стене. Она жила одна в квартире, которая была ей явно велика — ей так и не удалось привыкнуть к пространству, которым она владела. Правда, в этом были и свои преимущества: она могла подолгу не убираться, места все равно хватало. Вещи расползались по всей квартире по воле случая. Одежда рассредоточивалась по спальне, диски собирались возле музыкального центра в гостиной, видеокассеты у телевизора, а книжки, чашки и тарелки разбредались кто куда, размещаясь понемножку по всем комнатам. Однако квартира не производила неприятного впечатления запущенности; напротив, этот хаос обладал особым шармом, напоминая одичавший сад, густо заросший экзотическими растениями, которым позволили расти свободно, без подпорок и преград. Когда появлялась пыль, Фио бралась за уборку: мыла чашки, убирала книжки в шкаф, складывала вещи, ставила ровно диван, подметала и мыла пол, уничтожая хаос и каждый раз начиная с нуля геологию своего мира. Но хаос был настырен и неизбежно возвращался подобно приливу, выбрасывая на поверхность все новых рыб и ракушек, обломки кораблекрушений и медуз. Это не Фио выкрасила здешние стены краской цвета гусиного помета, не она приобрела эту ужасную синюю мебель для кухни со встроенной техникой. Она ничего здесь не выбирала, скорее ей казалось, что не она выбрала эту квартиру, а квартира выбрала ее где-то в магазине, в отделе «квартиросъемщиков». Конечно, она приучила пространство к своему присутствию. Понемногу ее дух заполнил комнаты, окутав даже синеву кухонной мебели, и отныне квартира стала цвета Фио.
Поменяв воду в миске Пелама, Фио уселась на диван пить чай, маленькими глоточками и громко прихлебывая. Это был ее любимый чай — смесь черного чая с цитрусами и какими-то синенькими цветочками, — рекомендованный ей когда-то двумя очаровательными продавщицами «Английской чайной компании». Она пила его без сахара, наслаждаясь чистым вкусом, столь богатым цветами и Китаем, и мысли ее прояснялись. Занятия начинались только 3 января, и, как обычно, она нашла себе нечто поинтереснее, чем повторение пройденного. Сегодня вечером этим «нечто» было ничто, но этого ей хватало с лихвой. Возможно, через пару минут она откроет книгу, скорее всего роман, из тех, что обычно густо населены героями, оживающими под целебным взглядом читательницы, где не существуют кондиционеры, а полумрак так чудесно пахнет печатным словом и где солнце помещается не на небе, а в шести буквах: С, О, Л, Н, Ц, Е. Солнце.