Мария Камардина
Стрекоза и солнце
Стрекоза и солнце
Нита лежала, задумчиво глядя в потолок, и курила. Ильнар не любил сигаретный дым, но не настолько, чтобы в постели читать любимой женщине лекции на тему здорового образа жизни. Он сладко потянулся, сполз ниже и обнял ее, прижавшись всем телом и уткнувшись носом в ключицу. Кожа ее казалась прохладной. Сам он все никак не мог остыть, а когда Нита свободной рукой взъерошила волосы на его затылке, от шеи к пояснице словно искры пробежали.
И кто только придумал, что с утра нужно вставать на работу?..
Он приподнял голову, и ее плечо оказалось так близко, что не поцеловать было решительно невозможно. В плечо, в ключицу, и еще чуть ниже…
Нита легонько отпихнула его и велела:
— Перестань.
Он вздохнул, но послушно отстранился, откатился обратно на подушку. Несколько минут они лежали молча. Ильнар старался не морщиться, вдыхая горьковатый, с вишневой ноткой, дым, и думал о том, что она ведь почти никогда не курит. Только в постели. Только с ним.
Словно в ответ на его мысли, Нита затянулась особенно глубоко, резко выдохнула и с непонятной досадой произнесла:
— Ты же терпеть не можешь, когда я курю.
Он лишь улыбнулся. Нита, не дождавшись ответа, открыла глаза и, повернув голову, требовательно взглянула ему в лицо:
— Ты зря думаешь, что если будешь хорошим и послушным мальчиком, я соглашусь. Мой ответ прежний. Нет. Я за тебя не выйду.
Ильнар пожал плечами, не переставая улыбаться. Спорить не хотелось. Хотелось просто лежать рядом с ней, плавиться в солнечных лучах, бьющих в окно, и собственных восторженно-бестолковых чувствах. Любоваться ею, словно… чем там любуются разные возвышенные романтики? Цветами? Рассветами?
— Я тебя люблю.
— Глупости, — Нита раздавила в пепельнице недокуренную сигарету, села и с легкой усмешкой взглянула на него сверху вниз. — Просто ты правильный, милый мальчик, и во всех прочитанных тобою сказках храбрый рыцарь непременно женится на прекрасной принцессе. Но не на драконе же. Дракона можно победить, с драконом можно дружить, но… Что?
— Да так, — он попытался согнать с лица улыбку, но не вышло. — Представил рыцаря и дракона в одной постели.
Нита фыркнула, легонько щелкнула его по носу и поднялась. Ильнар остался лежать, заложив руки за голову. Солнце светило в глаза, и фигура Ниты в обрамлении лучей казалась совершенной настолько, что ее хотелось рисовать, вот прямо сейчас, вот такую — утреннюю, расслабленно-ленивую и в то же время сильную и грациозную. Она наклонилась подобрать упавшую рубашку, выпрямилась, потянулась, загадочно улыбнулась ему, и желание рисовать сменилось другим, не менее сильным. И змей с ней, с работой…
Он сполз с кровати на пол и, не вставая, обнял Ниту за талию, потерся щекой о бедро.
— Но-но, — она погрозила пальцем и набросила рубашку ему на голову. — Во-первых, иди и побрейся, ты колючий. А во-вторых, Кир будет страшно недоволен, если мы опоздаем.
Он демонстративно вздохнул и запрокинул голову, ловя ее взгляд.
— Хоть поцелуешь?
— Поцелую. Когда оденешься.
Она попыталась сделать шаг, и Ильнар с неохотой разжал руки. Отпускать ее не хотелось, наоборот, хотелось прижать к себе, чувствовать ладонями каждый изгиб тела, губами — солоноватый вкус кожи, замереть так на сотню-другую лет…
Но такого опоздания командир точно не простит.
Он проводил Ниту взглядом, услышал, как хлопнула дверь ванной, и тоже поднялся.
Ничего. Ее согласие — только вопрос времени. А ждать он умеет.
Они были вместе уже полгода. Нита не походила ни на одну из знакомых ему женщин, не говоря уже о тех невесомых созданиях в розовых платьях, которые появлялись на маминых вечеринках и отчаянно пытались привлечь его внимание. Они были милыми, симпатичными, даже красивыми, но одинаковыми настолько, что хотелось зевать. Косы, оборки, жемчужные сережки, кукольные глазки, а дана Арьяна пишет акварели, а дана Лаона составляет букеты, а еще в моде стихи, и вышивка бисером, и каждая вторая умеет печь пирог с грушами…
Пирог он научился печь сам, из чистого принципа. На третий раз вышло даже съедобно, на четвертый — вкусно. На пятый он пригласил Ниту на чай, и она долго смеялась — в ее понимании мужчины слабо вязались с кулинарией.
Она была другой.
Она была единственной женщиной в оперативном отделе. Стреляла почти так же хорошо, как Кир, и дралась не хуже. Она коротко стриглась — серебристо-русый ежик на затылке, косая челка — и никогда не носила юбок. Треть личного состава смотрела на нее голодными глазами, но после пары сломанных носов остальные предусмотрительно держались на расстоянии.