А Виктор и не подумал о ней дурно. Тем более, что Анна не скрылась, а сама к нему пришла и сейчас старается помочь в беде, посоветовала позвонить в комендатуру.
На вопрос Сорокина дежурный комендант ответил, что ни вчера, ни сегодня документов Сорокина к ним не приносили. Потом Анна, по его просьбе, позвонила в полицию и рассказала о пропаже документов советского офицера. Внктор слушал и, скорее догадывался, чем понимал то, о чем Стрекоза так заинтересованно говорила с дежурным городской полиции. Она перевела ему, что там записали его фамилию, что все документы советских граждан и военнослужащих они непременно передают в Советскую военную комендатуру и чтобы офицер не отчаивался, так как человек, нашедший документы, еще не успел их доставить в стол находок и сделает это, вероятно, в понедельник, так как в воскресенье немцы не любят посещать полицию. Стрекоза посоветовала Виктору в понедельник не ходить на работу, а сказаться больным. К этому времени документы могут оказаться в полиции или в комендатуре.
— О, ты гений, Анна!
— А если хочешь, завтра мы сходим в стол находок и договоримся, чтобы твои документы не передавали в комендатуру. За небольшое вознаграждение любой дежурный согласится на это. И тебе будет совсем хорошо.
Это предложение еще больше понравилось Сорокину.
Когда в понедельник в назначенное время Виктор появился у здания городской полиции, Стрекоза уже поджидала его.
— Здравствуй, Анна! Ну как, не спрашивала?
— А разве я на это имею право? Ведь мне их никто не отдаст и не покажет, если они сейчас у них. Ты хозяин документов — тебе и спрашивать.
— Но я плохо говорю по-немецки.
— Зайди к дежурному, спроси документы, и все. Если не поймут, — тогда я, как бы случайно, окажусь там и переведу разговор. А так неудобно. Ты это сам понимаешь.
— В общем-то ты правильно рассуждаешь. Я пошел...
Вскоре сияющий Виктор выбежал из комендатуры, держа в руке светло-коричневый кожаный бумажник.
— Анна! Аннушка! Я твой раб. Вот он, мой милый бумажник, и все документы. И знаешь, все до пфеннига, деньги. Только сегодня принес один человек. Заявил, что нашел в баре. Видно, я обронил, когда рассчитывался с официантом.
— А чем ты рассчитывался с таксистом?
— Марки были в кармане шинели.
— Я рада за тебя. Ну, извини, мне надо ехать в Берлин.
— Пойдем обмоем находку.
— Нет, не могу. В другой раз.
— Я провожу тебя.
— Лучше не надо...
— А где мы встретимся и когда?
— А нужно ли это? Мы случайно познакомились и так же должны расстаться. Я в ту ночь была легкомысленна... Выпила с досады немного вина, и вот... подвернулся ты. А я заговорила по-русски... Сама не знаю зачем. Просто жалко стало человека. Видела, как трудно тебе было... Давай попрощаемся, Виктор. Так будет лучше для нас обоих.
— Ты что, боишься или у тебя есть кто-то?
— Был. Но в тот самый вечер мы с ним серьезно поссорились, он оставил меня одну в баре, и я больше не хочу его видеть. Да и некогда любовь крутить. Все же я на последнем курсе.
— Нет, нет, Анна! Я не хочу, чтобы ты так просто ушла. Я тебе очень благодарен за помощь в беде и за тот вечер... Теперь я твой раб. А кто отпускает раба без выкупа?
— Ах, я и забыла о рабстве! В таком случае надо подумать.
— Ну, когда же встретимся?
— Теперь только не раньше субботы. В течение недели я не буду приезжать сюда. Поживу недельку в Берлине у тети. Очень много работы, а дорога отнимает немало времени.
— Значит, ты больше живешь у тети, чем дома?
— Пока так... А в субботу приеду.
— Я буду ждать тебя. Скажи только — где и когда?
— Ну, хотя бы в том же баре, где мы познакомились. Идет? Только оденься в штатское платье и сядь в тот же дальний угол, если придешь раньше шести. На улице меня не жди. Хорошо?
— Спасибо, Анна!
И Виктор, не соблюдая светских приличий, сам протянул Стрекозе руку и крепко, по-мужски, стиснул ее тонкие пальцы. А она, помахав ему перчаткой, побежала куда-то за угол, цокая по брусчатке тонкими каблучками...
Увидев улыбающуюся Стрекозу, Джон Смит, дремавший за рулем, понял, что разыгранный ею водевиль с участием дежурного полицейского и русского офицера прошел успешно.
12
Каждый день полковник Браун слушал доклад Смита и оставался довольным. Сорокин продолжает ходить на службу, жизнерадостное настроение не покидает его. Значит, переданные ему фиктивные документы пока не распознаны, а подлинные можно использовать для засылки в Советский Союз своих агентов.