— Вы еще хорошо выглядите, Эмма Антоновна.
— Не жалуюсь.
— А сына вашего как зовут?
— Петром звали...
— Почему звали... Жив он, жив и просил низко вам кланяться.
— Петр жив?! Да что ты говоришь, голубушка? Мыслимое ли это дело? Столько лет прошло... — Эмма Антоновна побледнела и бессильно опустилась на стул.
— Да, жив. Закройте, пожалуйста, комнату. Мне с вами поговорить надо, чтобы никто не помешал.
Хозяйка засуетилась, побежала во двор, закрыла калитку. А когда вернулась, Эльвира уже сидела за круглым столиком, держа в руках письмо и небольшой пакет.
— Вот письмо от Петра и деньги, две тысячи рублей... Тоже от него.
Антоновна дрожащими руками надорвала конверт. Из него выпала фотография сына. Мать подняла ее, поцеловала и прижала к сердцу. Потом стала вчитываться в аккуратные строчки незнакомого уже ей почерка сына...
Эльвира внимательно следила за ней.
— Милый мой мальчик, как хорошо, как хорошо, что ты жив и здоров.
— А ведь у вас уже двое внуков — Альфред и Вальтер. И сноха прелестная женщина.
— И ты их всех видела?
— Да, конечно. Завтра вы сможете послать им письмо. Я помогу вам написать его по-немецки. Только никому не говорите о том, что я знаю Петра. Он там работает в полиции, ну и.... вы понимаете?
— Не беспокойся, дочка! Одна порадуюсь. Родных-то у меня здесь нет. Если только дочке в письме намекну...
— Пока не получите ответа от Петра — не пишите об этом и ей. Мало ли что...
— Ну, а ты-то как оттуда?
— Я как туристка там была. И случай представился встретиться с вашим сыном. Вот я и выполнила его просьбу, а за это не хвалят. Он ведь живет в капиталистической стране и служит в полиции.
— Не знаю, как и благодарить тебя, дочка.
— Что вы, Эмма Антоновна...
— Поживи уж у меня подольше. Петя, сынок мой, счастье-то какое...
— Спасибо. Только отпуск у меня уже кончается.
— Что это я... Пойдем чаю попьем. Посидим, поговорим...
За чаем Эльвира спросила Антоновну:
— А как в Синегорске с работой?
— Смотря какая специальность?
— Медсестра я.
— С такой специальностью и в санаторий устроиться можно. Я там главврача хорошо знаю. Если есть вакантное место — он сразу возьмет.
— Это вы о каком санатории?
— Военном, где я работала.
— А какие там условия работы?
— Как и везде. А люди хорошие, дружные.
На второй день квартирантка вместе с Эммой Антоновной по-немецки написала Петру письмо, посоветовала ей вложить в конверт свою фотографию.
— Я собираюсь на почту и опущу письмо, — сказала Эльвира.
Но прежде она, задержавшись в комнатке, долго писала между строк симпатическими чернилами. Вложила письмо в конверт, в левом углу которого была небольшая картинка с видом Кавказских гор. Адрес написала фиолетовыми чернилами и так, как учила ее в Берлине Урзула.
Через неделю Стрекоза уже без ведома Эммы Антоновны, но от ее имени, опустила в почтовый ящик открытку с видом русского леса. «Бабушка Эмма поздравляет внука Вальтера с днем рождения и шлет ему привет из Синегорска», — писала она по-немецки, измененным почерком.
В Берлине знали — синие чернила, которыми был написан текст на открытке, свидетельствуют о том, что сообщаемые Стрекозой в Центр сведения она получила от других лиц, а лес означал, что в пункте, упоминаемом в тексте, дислоцируются советские ракетные части. Отсутствие даты написания открытки говорило о том, что сведения недостаточно точны и требуют перепроверки...
20
Стрелочник Сапогов ничего не знал о Стрекозе. Да и сам он начинал уже забывать о том, как еще в Ордруфе в 1946 году капитан американской армии Гарри Уайт предложил ему сотрудничать с разведкой США. Капитан знал, какие тяжкие преступления совершил Сапогов, и обязан был передать преступника представителям Советского командования. Но Зеленый умолял американца пощадить его. И его пощадили, научили, как скрыть свое прошлое, как изменить биографию. Он дал подписку о сотрудничестве и получил задание возвратиться в Советский Союз, устроиться работать на железную дорогу и быть готовым совершать диверсии на транспорте. Тут-то он и вспомнил своего земляка Ляха, работавшего до войны на станции Синегорск, разыскал вдову и вошел в ее дом. И жил, ожидая дальнейших указаний от Гарри Уайта.
Как-то днем, когда Сапогов находился на посту у своей будки, к нему подошел незнакомец и передал «привет от старика с той стороны». Это был пароль... Отзыв Сапогов помнил крепко.