Марго сидела в кабинете Сакуляна на кушетке и пила теплый чай. Батя сидел у стола врача, сам врач развалился в своем кресле.
– Вроде столько лет знаю вашу семью, что мог бы и не удивляться, ан нет, вы каждый раз найдете что вычудить.
– Не начинай, – скривил лицо батя.
– Это я и не начинал, если бы ты ещё чуток не сдержался, и за тебя взялись особисты, вот тогда бы и начал, а так чего, лейтенант же цел остался, Маргарита вон в кои-то веки раскаивается, глядишь повзрослеет, начнет головой думать, а не пятой точкой.
Марго продолжала молча прихлебывать чай, уткнувшись в чашку.
– Ты уснула там что ли? – обратился к Марго, – удивительно, я даже не получу порцию сарказма в свой адрес за критику? Нехило тебя проняло. Дим, ты почаще на подчинённых с кулаками кидайся, глядишь, племянницы твои паиньками будут.
– Хватит, видишь ребенок не в себе, испугалась.
– То есть шастать по горам в одиночку с винтовкой или ещё лучше без нее она не испугалась, в рукопашной подраться с боевиками она тоже не испугалась, стрелять в офицера из винтовки ей как бы не сильно страшно было, а когда ты чуть подчинённому не засветил в глаз она вдруг забоялась. Я стесняюсь спросить, чего испугался этот ребенок-переросток?
– Не пыли.
– Дима, очнись, они тебя все годы, что здесь были, под статью подставляли и не один раз, хочу заметить. Так что если ты думаешь, что она испугалась как бы дядюшку, любимого с должности, не сняли, то ты, Дима дурак. За этого чудесного паренька из Дагестана она испугалась. И вот этого уже нам с тобой надо бояться.
До Марго вся эта философия доходила как сквозь вату. В тот момент ей действительно казалось, что защищает дядю, а по факту сама себе боялась признаться, что Давид первый, несмотря на ее к нему отношение, все ее колючки все равно был рядом и снова кинулся ее спасать.
Такого ни делал ни один из ее ухажёров, да она и не позволяла, хотя она и лейтенанту не позволяла, а он ее предупреждения и запреты игнорировал. Так мотылек обжигается, но все равно летит к огню. Этим огнем для Давида была она.
Надо уезжать. Слишком сильно он ко мне подобрался, желание уступить и поддаться ему становится все сильнее. Решено, завтра в горы, а потом домой, к маме под крылышко.
– Я спать, выхожу в четыре часа, – проговорила ровным голосом, лишенным эмоций, – поход на восемь дней, отдам лекарства Байсалу и вернусь своим обычным маршрутом из ущелья. По возвращении полечу домой, не стоит мне тут оставаться. Прости дядь Дим, я виновата.
Речь вышла короткой и сухой, большего выдавить из себя не смогла. По коридору шла быстро, чтобы не успели остановить. В голову лезли всякие мысли, их старалась прогонять. В походе нужна светлая голова.
Добралась до своего временного жилища и рухнула на кровать, отрубилась почти сразу и не слышала тихих шагов за дверью. Не знала, что после ее ухода долго беседовали три неравнодушных к ней мужчины.
– Разрешите войти, – после короткого стука спросил Давид у полковника.
– Заходи, – коротко отозвался комбат.
Давид прошел в кабинет и сел на кушетку, где совсем недавно сидела Марго. Такое поведение было не по уставу, но в сложившейся ситуации выполнять устав было как-то неуместно.
– Молчать собираешься или поведаешь начальнику как до такой жизни докатился?
Давид молча опустил голову вниз. Просить прощения было как-то глупо, и обещать, что поступит по-другому если вновь сложится такая ситуация он не мог.
– Тебя ведь по-хорошему просил не крутиться возле нее, что так чешется?
– Товарищ полковник, это не то, что вы подумали.
– А что тут думать, вас таких за лето ухажёров набирается до десятка, от контрактников, до салаг. Вы все на красоту ведётесь. Увидели девочку молодую и красивую и слюни распустили.
– Товарищ полковник.
– Ты понимаешь, что она через три недели уедет и неизвестно, когда вернётся, возле нее мужиков вагон крутится, от простых одногруппников из института, до именитых спортсменов. Вы из разных миров. Понимаешь ты это, – все больше распалялся полковник.
– Да понимаю я все, – взорвался Давид. Сделать с собой ничего не могу, как вижу ее, так дышать не могу, в груди больно. Говорить с ней не получается, косноязычным становлюсь, как пацан себя чувствую. Я не то, что про эти три недели думать не могу, мне внутренности скручивает от того, что она завтра в горы уходит, а я не знаю куда.
– Что ты будешь делать, – в сердцах сплюнул полковник. Два барана.
– Может, я завтра с ней пойду? У меня же отпуск, – попросил Давид.
– Это не безопасно, для вас обоих. Ты ее можешь подставить, это раз, и сам заиметь проблемы, это два. Мне тут только жертв не хватало.