Всех все устраивало, кроме маменьки, та считала, что у ребенка должен быть отец, и вообще семья – это святое. Они с папой не вечные, хотелось ей, чтобы рядом с девчонками было надёжное мужское плечо.
Девочки выслушивали это стойко, понимая, что мама просто сильно беспокоится о них.
– В общем так, у меня командировка на неделю, и пока я уехала вы, – показала пальцем на детей, – думайте, как будете мужикам своим сообщать, что он скоро папками станут.
– А командировка куда? – попытался встрять отец.
– Туда, – огрызнулась мама, – билеты я купила, вылет завтра утром, вещи сейчас соберём.
– Где этот бык-осеменитель, я тебя спрашиваю? – стоя напротив Сакуляна грозно вопрошала Ольга Викторовна.
– Так у него больничный закончился, и он в отпуск пошел, дома, наверное, – безмятежно отозвался Сакулян.
– Ну и где это дома?
– Так он в Сочи дом купил через две улицы от вас, если не ошибусь, тебе Сашка не сказала, что ли?
– Нет, не сказала, – с сарказмом отозвалась Ольга Викторовна.
– А я думал, что ты знаешь, – поднял руки вверх подполковник, в ответ на выразительный взгляд сестры.
– Ясно, а второй где? Он вроде как твой подчинённый?
– Так он к отцу перевёлся, уже два месяца как, звание получил.
– Значит у папаши отсидеться вздумал, ну ладно, что ты рассеялся, поехали, – обратилась Ольга Викторовна к мужу.
– Дай хоть чай допить, – взмолился тот.
– Внуки безотцовщинами остаться могут, а ты чаи распиваешь.
Давид сидел в кабинете, теперь большую часть своего времени он проводил именно здесь, дико скучая по операциям в горах. Стены кабинета давили, хотелось бросить все и позорно сбежать в горы, хоть на недельку, вдруг там сможет вдохнуть полной грудью, измотается физически и наконец-то сможет уснуть.
За дверью послышалась возня и женские вопли. Голос показался смутно знакомым, и Давид пошел узнать, что там происходит.
В коридоре увидел отца, и замполита, закрывающих кому-то проход и дежурных за их спинами.
– А я говорю, я пройду и найду этого паразита в любом случае, так что лучше отойди с дороги, – вещала женщина голосом Ольги Викторовны.
Давид ускорился и действительно увидел, что отец перекрывает дорогу родителям Марго и Егору.
– Я сейчас отряд вызову и вас как котят отсюда вышвырнут, – взревел отец.
– Я бы на вашем месте так не рисковал, – спокойно вступил в разговор Егор.
– Пугать меня, щенок вздумал? – взревел отец Давида.
– Просто предупреждаю, маменька у нас святое и трогать её не рекомендуется, – расслаблено привалившись к стене коридора и скрестив руки на груди проговорил Егор.
Отец пошел красными пятнами, того и гляди пар из ноздрей пойдёт, но Давиду было все равно, он резко обогнул отца и встал перед Ольгой Викторовной.
Его словно молнией прошло от ее пристального взгляда, затрясло как в лихорадке, и ком к горлу подступил. У него, здорового мужика чуть слезы из глаз не полились, глядя на эту воинственную маленькую женщину. За своих она готова была бороться до конца, подняла больного мужа, воспитала двух чемпионок. И девчонки были такими же, не отступились, когда им с Егором помощь нужна была, вытащили их из жопы мира, а они что? Сашка вон сына сама родила, сама воспитывала, а они с Егором где? Разбежались как крысы, вместо того, чтоб на коленях перед девчонками ползать и ноги им целовать.
Вина придавила Давида резко, как гранитная плита, смотрел на Ольгу Викторовну и язык во рту не поворачивался, слова сказать нужные, сглотнул подступивший к горлу комок и натужно прохрипел, единственное, на что способен был в тот момент:
– Мам, – с надрывом и мольбой, как крик души вырвалось откуда-то из самого нутра.
– Ну не дураки ли? – задала вопрос ни к кому, не обращаясь и начиная всхлипывать Ольга Викторовна. Шагнула и крепко прижала Давида к себе. Гладила детину-переростка по голове, не переставая причитать:
– Вот чего вы себе в голову втемяшили, меня не жалеете, отца хоть пожалейте, посмотри на кого похож стал, Дава, – от такого нежного обращения Давид вздрогнул и крепче сжал женщину в объятиях, – худой, глазищи одни, тоскливые на лице остались. Ну не любишь ты ее, так честно позвони, скажи об этом, зачем мучаешь ребенка моего? – увещевала Ольга Викторовна.
– Мам, прости, я правда дурак, думал, что не достоин, да и ты говорила, что не пара я ей, я думал, забудется.
– Ага, забудется, когда тут напоминалка на всю жизнь осталась, – вытирая слезы проворчала Ольга Викторовна.