Выбрать главу

Около полудня я потянулась к бодрящему зелью, но Лавронсо заорало не хуже госпожи Билоп, преподавательницы “Лазурной волны”, когда я в отместку за опрокинутый мне на юбку клюквенный сок подлила зеленые чернила в баночку с мылом одной мерзкой аристократки. Девица с утра отправилась в лазарет, поскольку показываться на глаза с кожей вида "орчанка без примесей" ни за что не желала, а я два часа выслушивала нравоучения высокой тональности и невыносимой громкости. Возможно, не будь этого опыта, я бы ответила Лавронсо что-нибудь резкое и выпила зелье, но услышав знакомые интонации, я с удивлением обнаружила, что руки сами собой повернули рычаги и направили Стрекозу на обочину.

— Час сна! — постановило Лавронсо учительским голосом. И где только научилось.

— Четверть часа! — я все-таки сделала над собой усилие в противостоянии.

Сошлись на получасе. Лавронсо тем же тоном заставило всех замолчать, я подремала и снова села за рычаги. Здесь, конечно, останутся следы на пустой, незасеянной земле, но мало ли, какая семья на мобиле могла отдыхать.

Едва я отъехала, как встречный отряд стражей замахал нам, сгоняя в сторону. Мы законопослушно прижались к краю дороги. Уже менее послушно мы с Лавронсо быстро поменялись местами. Дварфо за рычагами, рядом с ним в кресле эльфийка, на низкой скамеечке женщина не то из бедных ремесленников, не то из селян — не понять. Но судя по тому, что сидит у ног, явно в услужении. Артефактор углубился в бумаги на сидении, парень-орк и сельский мальчишка-человек напротив него сидят, шушукаются.

Оглядев эту картину я удовлетворенно кивнула и сделала знак Секирд. Она приподнялась и толкнула дверь. Дварфо с Бейлиром развернули кресла внутрь мобиля, чтоб встретить опасность лицом к лицу. Спешившийся страж заглянул внутрь.

— Кто такие? Куда едете? Бумаги есть?

— В приморские края едем. Там, говорят, заработать можно, — солидно ответило дварфо. — Попутчиков прихватили, кристаллы дешевле выйдут. А баба, — дварфо кивнуло на меня, — за прислугу сойдет.

Лавронсо от стражей скрывать было нечего, и оно достало документ. Мэтр и Секирд сделали то же самое. Увидев по бумагам, что орк на самом деле полуорчанка, страж удивился, но, к счастью, вслух ничего не произнес.

— У пацана, конечно, бумаг нет?

— Откуда? — пожала плечами Секирд. — Подобрали сироту, будет на подхвате, потом пристроим куда.

— А ты, тетка?

— Селянские мы, бумаг не справили. Сын помер, невестка выгнала, так я в услужение подалась, — состроила я жалостливое лицо.

Среди стражей много парней из сел, таких историй они знают пруд пруди. По мне лишь мазнули взглядом с долей сочувствия и обернулись к Бейлиру. И тут было слабое место нашего плана. Документ Бейлира показывать было нельзя, чтоб не возбуждать подозрений. Эльф, мобиль, человеческая женщина... не стоит наводить стражей на ненужные мысли.

"Берлиэль" поддернула вверх бровь и приправив возмущение нотами начинающегося скандала осведомилась:

— С каких это пор от высокородных детей лесов ожидаются свидетельства беспорочности?

— Э... — лейтенант задумался. — Откуда мы вообще знаем, может, вы и не эльфийка вовсе, а притворяетесь.

Я закаменела. Небеса, прошу вас, не дайте лейтенанту сказать что-нибудь про эльфийские уши или тем паче потребовать проверить их натуральность. Надеюсь, мой напарник все же сможет удержать себя в руках, даже если этот безголовый вояка тронет его гордость. То есть, схватит за кончик уха.

Но Бейлир поступил иначе. "Эльфийка" приняла томную позу и пропела гамму от низких нот драматического контральто, заставивших вибрировать пол под ногами, до верхних звуков сопрано, от которых стражей вынесло из мобиля. Не рискуя приближаться к голосистой эльфийке лейтенант махнул рукой, мол, езжайте, и Секирд поторопилась закрыть дверь. Мы с Лавронсо быстро поменялись местами, и я повела Стрекозу дальше по тракту.

— Друг мой, — начала я, ехидно улыбаясь. — Чего еще я о тебе не знаю?

"Бейлиэль" дернула ртом и осведомилась у потолка:

— Полагаю, достопочтенная публика не осмелится возражать, если я продолжу певческие экзерсисы?

— Бейлир, это низко, — зашипела я.

— А впрочем... прошу прощения, но нет вдохновения, — осклабившись, закончил мой негодный напарник и откинулся на спинку кресла.