Он перевел взгляд с рубашки на килт, взглянул на пол, потом — на меня.
— Ничего подобного, — надменно пробормотал он и сделал ко мне шаг. — Иди сюда, англичаночка… Я готов…
Про себя я подумала, что «готов» — самое подходящее для него сейчас определение. Рубашку он расстегнул только до пояса, и она сползла с плеч, однако снимать ее совсем он, видно, не собирался.
Широкая грудь была обнажена, в центре живота виднелась уютная ямочка, уткнувшись в которую подбородком я так любила лежать. Вокруг сосков вилась поросль коротких курчавых волос. Заметив, что я разглядываю его, он взял меня за руку и положил ее к себе на грудь. Он был такой упоительно теплый, что я тут же прильнула к нему. Он обнял меня другой рукой и наклонился поцеловать. У меня голова закружилась от запаха спиртного, исходящего от него.
— Ладно, — засмеялась я, — раз ты готов, то и я тоже. Только позволь прежде раздеть тебя, хоть я и наработалась сегодня.
Пока я раздевала его, он не сделал ни малейшего движения, стоял совершенно неподвижно. Не шелохнулся и тогда, когда я сняла с себя верхнюю одежду и повернулась к кровати.
Я забралась в постель и обернулась — он стоял посреди комнаты, величественный и розовый в последних отсветах солнца. И напоминал греческую статую: длинный прямой нос, высокие скулы — такие профили выбивали на римских монетах. Крупный, но нежно очерченный рот слегка растянулся в улыбке, раскосые глаза мечтательно смотрели куда-то вдаль. Стоял и не двигался с места.
Я заволновалась.
— Джейми! — окликнула я его. — Скажи-ка, как ты определяешь, пьяный ты или нет.
Выведенный из транса звуками моего голоса, он слегка пошатнулся и уцепился за угол каминной доски. Глаза его, поблуждав по комнате, остановились на мне. Туманная пелена исчезла, они прояснились и вновь засверкали умом и живостью.
— Да очень просто, англичаночка. Раз можешь стоять, значит, не пьяный.
Он отпустил каминную доску, шагнул ко мне и медленно осел на пол — глаза пустые, широко раскрыты, и мечтательная улыбка на губах.
— О-о!.. — только и смогла произнести я.
Тирольские трели петухов во дворе и стук горшков внизу, в кухне, разбудили меня на рассвете. Фигура, лежавшая рядом, дернулась. Джейми пробудился мгновенно и сразу сморщился от боли в голове.
Я, опершись на локоть, созерцала эти бренные останки. Могло быть и хуже. Глаза плотно зажмурены, чтобы не раздражал солнечный свет, волосы торчат в разные стороны, как иглы у ежа, но кожа бледная и чистая, а пальцы, сжимающие край покрывала, почти не дрожат.
Я осторожно приоткрыла одно зажмуренное веко, заглянула под него и шутливо спросила:
— Есть кто дома?
Тут и второй глаз, близнец первого, медленно приоткрылся. Я убрала руку и встретила его взгляд улыбкой:
— Доброе утро!
— Это как посмотреть, англичаночка, — ответил он и снова закрыл глаза.
— Ты хоть имеешь представление, сколько в тебе весу? — спросила я как бы между прочим.
— Нет.
Сам тон ответа подсказывал, что он не только не знает, но и вообще никогда не задумывался об этом. Однако я не сдавалась.
— Думаю, стоунов[15] пятнадцать, около того. Вес кабана приличных размеров. К сожалению, у меня нет помощника, который подвесил бы тебя к шесту вверх ногами и отнес к дымящемуся очагу.
Один глаз приоткрылся снова и с тревогой уставился на меня, а потом на выложенный плиткой пол у камина в дальнем конце комнаты, и губы раздвинула робкая улыбка.
— Как это ты умудрилась втащить меня на кровать?
— А я и не тащила. Поднять тебя я все равно не смогла бы, а потому оставила лежать там, только прикрыла одеялом. Где-то в середине ночи ты немного очухался и приполз сюда.
Он, похоже, был удивлен и открыл уже оба глаза.
— Правда?
Я кивнула и попыталась пригладить рыжие волосы, торчавшие над левым ухом.
— О да! Ты действовал очень целеустремленно.
— Целеустремленно? — Нахмурившись и обхватив голову руками, он на мгновение задумался и произнес: — Да нет, я не мог.
— Очень даже мог. Со второй попытки.
Он недоверчиво оглядел свои руки, грудь и ноги, словно сомневаясь в способности своего тела проделать такие действия, затем снова перевел взгляд на меня.
— Правда? Слушай, это же нечестно! Я ничегошеньки об этом не помню! — Секунду он молчал и выглядел пристыженным. — Скажи, а я… это… не натворил никаких глупостей?
— Нет. Глупостью это вряд ли можно назвать. К тому же ты был не слишком разговорчив.