— Иф, сколько из ваших можно вооружить, таких, чтобы не слишком сентиментальных, за хорошую мзду, разумеется? И за право наследования имущества отступников, ну, скажем, за половину имущества — Империя не должна быть в убытке! — поправился он.
— Сотни четыре. Да сейчас в храмовой страже — двести. Всего — шестьсот.
— Набирай. В каждую сотню дай имперского инструктора с палкой. Всех верблюдов в окрестности — изъять.
— Великий наместник…
— Что?… А, ты еще здесь, Лус!?
— Осмелюсь заметить, на обучение нужно время, а через три дня здесь будет больше двух тысяч ваших солдат.
— Не твоего ума дело, но, так и быть, объясню — мне нужно войско, знающее пустыню и здешний народ. И потом — имперский солдат дорог. Тебе же, любезный, идти к ним. Прикинешься единомышленником. И вернешься живым — от мертвого нам мало толку.
— Меня знают.
— Кто?
— Учитель. Когда мне перебили на базаре руку…
— За что перебита?
— За службу. К сожалению, мои занятия известны теперь не только верховному жрецу, — лазутчик печально посмотрел на Ифа, — кто-то из служителей был болтлив.
— Не дело мыть кости своих собратьев! — недобро сверкнул из-под бровей глубоко посаженными глазами Иф.
— Бес попутал, — вновь заюлил Лус, — а руку исцелил Учитель.
— Коснулся — и все прошло? — словно не заметил происшедшего Липпин.
— Нет, мудрый и справедливый, за неделю. Но и это — чудо!
Наместник некоторое время думал, наконец спросил:
— И Учитель знал, за что тебя так отделали твои соплеменники?
— Знал.
— И все-таки вылечил. Странно… Ты говорил с ним?
— Да, времени у меня хватало. И ему показалось, что я не очень глуп. И не похож на фанатика — вот кого он не переносит. Быть может, он думал меня убедить, — тут Лус на мгновение блеснул шильцами глаз и повернул голову к Ифу — Я тверд в вере, верховный жрец! И кривлю душой — только для дела!
— Хватит оправдываться, — прервал излияния Луса наместник, — плевать на то, с кем и когда ты кривишь душой. И как это выглядит в глазах кого бы то ни было.
На Ифа он даже не посмотрел.
— А ты приди и — уверуй! Да так, чтобы тот поверил! Иди!
Лус склонил голову, прося благословения у верховного жреца, хотя было ему плевать на все благословения, а поклонялся он только золотым кружкам, на которых, по его убеждению, держится мир.
— Наместник, тридцать гладиаторов, которых ты собирался отправить в подарок императору, ушли, убив двух часовых, — бесстрастно отчеканил вошедший дежурный офицер. И в этом была сила — здесь докладывалось то, что есть. И как есть. — Ушли до закрытия ворот. Доклад запоздал — только что узнали.
— С оружием?
— Что сняли с убитых.
Наместник резко встал и знаком приказал лазутчику выйти.
— Заблудятся и сдохнут, если только… Были у них проводники?
— Не исключено.
— Черт с ними, — вдруг успокоился Липпин, — плотникам и палачам работы прибавится. А мы что смогли — сделали. Иди к себе, жрец Мне нужен отдых.
Но отдыхать сразу не стал. Он вызвал к себе начальника гарнизона и сотника, преследовавшего до ворот Иса.
Разошлись за полночь.
А отряд, посланный в погоню, не найдя беглецов, ночевал в песках.
9
Ис и двенадцать последователей шли по звездам. Все чаще прислушивались они к нарастающему душному ветру, который заметал следы и уже начинал сечь острым песком лица и перехватывать дыхание. Остальные его сторонники пошли другими дорогами, дабы сбить с толку преследователей. Еще раньше с женщинами ушла Мер — тех было уже не догнать.
Когда Ис нащупал каменный берег, в который упирались волны песка, ветер уже взвизгивал, как наждак, и; как наждак, обдирал кожу. Ис остановил отряд и пошел вдоль обрыва, ощупывая камень — здесь должна быть пещера, в которой ему раньше пришлось пожить.
— Здесь тропа! — захлебываясь песком, перекричал ветер Ис, — связаться между собой и — за мной, жмитесь к скале, лезть не высоко!
И все, вжимаясь телом в скалу, полезли за своим предводителем. Наверху, достигнув уступа, Ис снова остановил отряд, ощупью нашел вход, отвалил камень и прополз в пещеру. Следом вползли остальные, блаженно отплевываясь. Наконец стало можно дышать. У входа Ис нащупал закопанный в песок фонарь и, занавесив плащом вход, чтоб не выдать себя, полоснул лучом по пещере, выбирая место для сна. Успевшие распрямиться рухнули, словно у них подрубили ноги, заставив Иса с ожесточением плюнуть — любимая реакция Учителя на проявление веры в творимые им чудеса.