Он взял у Обики копье и просунул острие в щель под крышкой. Обика уговаривал его оставить копье, но отец и слышать об этом не хотел.
— Отойди-ка в сторону, — сказал он. — Видишь, как бесится? Может, ты думаешь, что там дерутся два петуха?
Он стиснул зубы и налег на копье, стараясь отодрать крышку от сундучка. Крышка не поддавалась, и старый жрец весь облился потом, прежде чем ему удалось сломать запор. То, что они увидели, способно было ошеломить всякого человека. Эзеулу остолбенел. Женщины и дети, наблюдавшие издалека, подбежали ближе. Шедший мимо сосед Эзеулу Аноси зашел посмотреть, что происходит, и скоро вокруг собралась большая толпа. В сундучке с отломанной крышкой лежал в изнеможении королевский питон.
— Сохрани нас великий бог, — проговорил Аноси.
— Какое ужасное святотатство! — воскликнула Акуэке.
— Если это колдовство, пусть оно потеряет свою силу, — вымолвила Матефи.
Эзеулу выпустил из рук копье.
— Где Одаче? — спросил он. Никто не отвечал. — Я спрашиваю, где Одаче? — Голос его был страшен.
Нвафо сказал, что Одаче ушел в церковь. Священный питон теперь поднял голову над краем сундучка и начал выползать, величественно и неторопливо.
— Сегодня я убью этого щенка своими собственными руками, — сказал Эзеулу, поднимая мачете, которое сперва принес Обика.
— Не дай великий бог свершиться такому, — пробормотал Аноси.
— Я сказал свое слово.
Зарыдала мать Одаче, вслед за ней заголосили и другие женщины. Эзеулу медленно пошел с мачете в руке к себе в оби. Королевский питон уполз в кустарник.
— Что толку плакать? — обратился Аноси к Угойе. — Лучше пошла бы поискала сына да предупредила его, чтобы не возвращался сегодня домой!
— Верно, Угойе, — подхватила Матефи. — Отошли его к своим родичам. Еще повезло, что питон не издох.
— Вам и вправду повезло, — пробормотал под нос Аноси, продолжая свой путь в Умуннеору, куда он направлялся купить у приятеля семенного ямса. — Я всегда говорил, что эта новая религия до добра не доведет.
По дороге он останавливал каждого встречного и рассказывал, что натворил сын Эзеулу. Еще до полудня эта история достигла ушей Эзидемили, бог которого, Идемили, был покровителем королевского питона.
Пять лет прошло с тех пор, как Эзеулу обещал белому человеку послать в церковь одного из своих сыновей. Но выполнил он свое обещание лишь два года назад. Ему хотелось удостовериться в том, что белый человек пришел не на короткий срок, погостить, а для того, чтобы выстроить себе дом и жить в нем.
Поначалу Одаче не хотел идти в церковь. Но Эзеулу позвал его к себе в оби и поговорил с ним, как мужчина со своим лучшим другом, и мальчик вышел от него с гордостью в сердце. Никогда раньше он не слышал, чтобы его отец разговаривал с кем-нибудь так доверительно, на равных.
— Мир меняется, — сказал ему отец. — Мне это не по душе. Но я уподобляюсь птице энеке-нти-оба. Когда друзья спрашивали ее, почему она все время в воздухе, она отвечала: «Люди сегодня научились стрелять без промаха, а я научилась летать без отдыха». Я хочу, чтобы один из моих сыновей присоединился к христианам и стал бы у них моими глазами. Если все это — пустое, ты вернешься. Но если в их вере что-то есть, ты принесешь домой мою долю. Жизнь подобна пляшущей маске: если хочешь разглядеть ее как следует, не стой на одном месте. Мой дух говорит мне, что те, кто не подружится с белым человеком сегодня, завтра станут твердить: «Если бы мы только знали!»
Угойе, мать Одаче, была недовольна тем, что ее сына собираются принести в жертву белому человеку. Она пыталась отговорить мужа, но тот только сердился на нее:
— Какое тебе дело до того, как я поступаю со своими сыновьями? Вот ты говоришь, что не хочешь, чтобы Одаче следовал диковинным обычаям. Но разве ты не знаешь, что в доме великого человека должны быть люди, придерживающиеся всевозможных диковинных обычаев? Там должны быть хорошие люди и дурные; честные работники и воры; примирители и разорители. Это и отличает оби великого человека. В подобном доме, какую музыку ни выбивай на барабане, всегда найдется танцор, который сумеет сплясать под нее.
Если после разговора с отцом Одаче и не до конца поборол в себе нежелание обучаться новой религии, оно полностью прошло, как только он начал ходить в церковь. Он обнаружил, что схватывает всё на лету, и уже мечтал научиться говорить на языке белого человека так же свободно, как говорил их учитель, мистер Молокву, с мистером Холтом, когда тот посетил их церковь. Но еще более сильное впечатление произвел на Одаче другой человек — миссионер из Вест-Индии по имени Блэкетт. Говорили, что знаний у этого черного еще больше, чем у белого человека. Одаче считал: если ему удастся узнать одну десятую часть того, что знал Блэкетт, он станет в Умуаро большим человеком.
Пятнадцатилетний Одаче делал успехи в учебе и пользовался любовью учителя и прихожан. Он был моложе большинства других новообращенных. Учитель, мистер Молокву, возлагал на него большие надежды и собирался уже крестить его, когда вдруг был переведен в Окпери. Новый учитель был родом из дельты Нигера. Языком белого человека он владел как своим собственным. Звали его Джон Гудкантри.
Мистер Гудкантри рассказывал новообращенным умуарцам о первых христианах дельты Нигера, которые боролись с дурными обычаями своих соплеменников, разрушали святилища и убивали священных игуан. Он поведал им о своем сородиче Джошуа Харте, принявшем мученический конец в Бонни.
— Раз мы христиане, мы должны быть готовы умереть за веру — говорил он. — Вы должны быть готовы к тому чтобы убить питона, подобно тому как речные жители убивали игуану. Вы же называете его отцом родным. Ведь питон не что иное, как змея; он и есть тот змей, который ввел в грех нашу прародительницу Еву. Тот, кто боится убить питона, пусть не считает себя христианином.
Первым среди умуарцев убил и съел питона Джосайя Маду из Умуату. Однако история эта не получила огласки за пределами узкого кружка христиан, большинство из которых, впрочем, отказалось последовать его примеру. Оппозицию возглавил Мозес Уначукву, первый и самый знаменитый новообращенный в Умуаро.
Уначукву был плотником, единственным в этих краях. Он обучился плотничеству у белых миссионеров, создавших при миссии в Ониче школу по обучению ремеслам. В молодости его мобилизовали и заставили носить поклажу для солдат, которых послали уничтожить Абаме в отместку за убийство белого человека. То, что Уначукву увидел во время этой карательной экспедиции, убедило его в могуществе белого человека. Вот почему, когда его отпустили домой, он отправился не обратно в Умуаро, а в Оничу, где поступил в услужение к плотнику-миссионеру Дж. П. Харгривсу. После более чем десятилетнего пребывания в чужих краях Уначукву вернулся в Умуаро вместе с группой миссионеров, которые добились успеха — после двух неудачных попыток, предпринятых в прошлом, — в насаждении новой веры среди его соплеменников. Уначукву полагал, что своим успехом эта третья миссионерская кампания обязана прежде всего ему. В своем пребывании в Ониче Мозес усматривал параллель пребыванию ветхозаветного Моисея в Египте.
Будучи единственным плотником на всю округу, Мозес Уначукву один, почти без посторонней помощи, построил в Умуаро новую церковь. Ныне он являлся не только чтецом из мирян, но и церковным старостой при пасторе. А поскольку в Умуаро пастора еще не было — его заменял наставник по катехизису, — титул этот имел лишь почетный характер. Но все же титул показывал, каким уважением пользуется Мозес Уначукву среди прихожан новой церкви. Прежний наставник по катехизису, мистер Молокву, во всем советовался с ним. Мистер Гудкантри, напротив, с самого начала пытался игнорировать его. Но Мозес был не из тех, кто легко позволит себя игнорировать.
Кампания мистера Гудкантри против священного питона дала Мозесу первую благоприятную возможность открыто поставить под сомнение эрудицию наставника. При этом он опирался не только на Библию, но и — что было довольно странно в устах новообращенного — на мифы Умуаро. Слова его обладали большой убедительностью, потому что, будучи родом из деревни жреца Идемили, он, как видно, лучше других знал, что такое питон. С другой стороны, его обширные познания в Библии и пребывание в Ониче, откуда распространилась новая религия, придавали ему большую уверенность в себе. Он прямо заявил новому учителю, что ни Библия, ни катехизис не призывают новообращенных убивать питона — существо, исполненное дурных предзнаменований.