В кристалле разум находится в совершенном покое. В звездном пространстве разум – в совершенном движении. Человек есть мост между этими двумя состояниями разума. Через человека течет поток разума в видимый мир. Ноги человека вырастают из кристалла, живот его – солнце, его глаза – звезды, голова – чаша с краями, простирающимися во вселенную. Человек есть владыка мира. Ему подчинены стихии и движение.
В квартире кто-то побывал. Едва переступив порог, Мойше ощутил тревогу и судорожно отпрянул, прижавшись к стене всем телом. Дрожащей рукой нашарил выключатель.
Одинокая лампа под потолком медленно, словно нехотя, налилась светом. Комната выглядела нетронутой; железная кровать в углу, шкаф, стол, полка с книгами, кресло-качалка у окна, порченный молью плед. Старые часы на стене неторопливо тикали.
Им пришлось отсчитать почти минуту, прежде чем Мойше рискнул сделать шаг в комнату. Его грудь судорожно вздымалась, водянистые глаза испуганно моргали за толстыми линзами очков. Царила полная тишина, нарушаемая лишь безжизненным тиканьем.
«Окно», подумал Мойше. «Утром я закрыл ставни на крючок.»
Крючок был на месте. Пустой гранёный стакан всё так же стоял на столе, рядом лежала пачка валидола и тетрадь. Ничего не изменилось.
«Старею», подумал Мойше. Усилием воли он заставил себя снять пальто и повесил его на вешалку у двери. Руки слегка дрожали от пережитого страха.
Посидев минут десять на кровати, Мойше немного успокоился. Встал, ногой подтолкнул ведро к стене и открыл кран, торчавший над радиатором. Оттуда послышался хрип умирающей свиньи.
Мойше вздохнул; для таких случаев за кроватью стояла кастрюля. С трудом опустившись на колени, он зачерпнул несвежую воду и уже собрался выпить, когда внезапно зазвонил телефон. От неожиданности Мойше уронил стакан.
«Кто бы это мог быть?»
Старый дисковый аппарат стоял на подоконнике, рядом с единственным кактусом. Мойше несколько секунд колебался, брать ли трубку. Но телефон вновь издал требовательный звонок. Пришлось подчиниться.
–Квартира Левинзона.
–Профессор, это вы?
«Квинт», – Мойше невольно вздрогнул.
–Да, Квинт?
–Вы сейчас свободны? Надо поговорить.
Сердце гулко ударилось о рёбра.
–Уже поздно...
–Это очень важно, профессор!
Мойше растеряно потёр лоб.
–Хорошо, Квинт, я приеду. Где ты?
–Мы в подъезде вашего дома, звоним с мобильника.
–Ты не один? – слабо спросил Мойше.
–Только я и Валерия, профессор. Пожалуйста, откройте дверь.
Послышался длинный гудок. Несколько секунд Мойше недоверчиво смотрел на телефон.
Внезапно в дверь постучали – сильно, напористо. Так стучат энергичные молодые люди или преторианцы. Вздрогнув, Мойше поправил очки и подошёл к двери.
–Кто там? – спросил он нерешительно.
–Это мы, профессор!
Нервно перебрав пальцами, Мойше накинул цепочку и повернул ключ в замке. Сквозь приоткрытую дверь сразу потянуло запахом дорогих сигарет.
–Да мы это, профессор, мы, – нетерпеливо произнёс юноша, стоявший на лестничной клетке. Мойше снял цепочку и отошёл к кровати.
–Добро пожаловать, – сказал он растеряно.
Пропустив вперёд сестру, Квинт Гораций Веррес вошёл в комнату и сразу закрыл дверь. Он был совсем молод, но уже походил на своего знаменитого отца. Квадратный подбородок, широкие плечи, высокий аристократический лоб, светлые волосы и белая кожа сразу выдавали чистокровное происхождение юноши. Только яркие голубые глаза, полные энергии, отличали сына от отца, получившего прозвище «рыбы» не только за хладнокровность.
В отличие от Квинта, его старшая сестра Валерия красотой не отличалась. Слишком полная и крупная, с угольно-чёрными волосами, она сильно поранилась в детстве, с тех пор левая сторона её лица была неподвижной. Из-за этого, а также из-за острого ума и склонности к политике, Валерия оставалась незамужней в тридцать лет.
–Простите за такое вторжение, – сказала она, бесцеремонно усевшись на кровать. Квинт, оглядевшись в поисках стула, пожал плечами, смахнул со стола пачку валидола и взгромоздился на край.
–У вас даже визора нет? – спросил он недоверчиво.
Мойше покачал головой и невольно подумал, каким он представляется этим молодым тиграм. Невысокий пожилой человек, сгорбленный, лысеющий, с огромным лбом и копной седых волос, в тяжёлых очках, с трясущимися руками. Даже летом носит чёрное пальто, постоянно роняет папки с бумагами и заикается на лекциях.
Жизнь не слишком жаловала профессора Мойше Левинзона; он был одним из лучших физиков мира, но давно оставил надежду получить хотя бы кафедру. Молодые и напористые, пусть даже менее талантливые коллеги, один за другим уезжали в престижные университеты, среди бывших студентов Мойше двое стали профессорами в самом Риме. А он уже тридцать два года преподавал физику и математику в захолустном северном городке Киеве. Начал школьным учителем, затем – первый и единственный успех – стал профессором регионального университета. Слабая надежда на перемены появилась лишь пять лет назад, когда в Киев прислали отпрысков опального сенатора Горация Верреса...
–Профессор, у нас неприятности, – голос Квинта прервал невесёлые мысли. Вздрогнув, Мойше поправил очки и воззрился на юношу.
–Что случилось?
Ответила Валерия:
–Вчера, уходя, вы забыли выключить свет в лаборатории, и туда зашёл сторож. Он нашёл фотографии и отнёс их декану.
Мойше судорожно втянул воздух.
–Какие фотографии? – выдавил он. – Те... те, которые...
–Нет, нет, – Валерия успокаивающе положила руку ему на плечо. – К счастью, не те. Он нашёл портреты сенаторов.
–Сегодня утром декан вызвал меня и задавал много вопросов, – Квинт отбросил догоревшую сигарету и вытащил новую. – Профессор, если мы хотим действовать, надо торопиться. Я не смогу долго скрывать объёмы закупок. Достаточно кому-то из бухгалтерии проверить счета за электричество...
Мойше затряс головой.
–Мы ещё не готовы, Квинт. Это слишком опасно!
–Придётся рискнуть, – жёстко ответил юноша. – Отец потратил на вашу машину почти всё своё состояние. Она работает – мы это знаем. Чего вы боитесь, профессор?
Мойше опустил голову. О, он мог бы подробно объяснить, чего боится. Со всеми выкладками, формулами, многомерными кривыми Сулхана Аль Джебры и уравнениями Медона Кипрского. Но Квинта и Валерию, а точнее сенатора Верреса за их спинами, интересовали результаты. Результаты, которые – как все они четверо знали – были вполне достижимы.
–Нельзя приступать к такому делу, плохо подготовившись, – медленно заговорил Мойше. – Вы не грубые легионеры, вы мои студенты, образованные люди. Неужели не понятно, как велика опасность?
–Нет в Риме ничего ценнее доблести его сынов, – с усмешкой процитировала Валерия.