«Надо сказать что-нибудь вроде „Жребий брошен“», подумал Мойше. Но вслух произнёс совсем иное:
–В машину.
Говорить великие фразы должны великие люди. Профессор Левинзон собирался изменить мир сильнее, чем это удавалось любому другому человеку, но великим себя не ощущал. Он ощущал себя чудовищем.
Все настройки были давно записаны в память бортовой ЭВМ. Тесная кабина была рассчитана на восемь человек, уступка Квинту; из-за такой грузоподъёмности расход энергии составлял поистине астрономические цифры. Впрочем, машине придётся совершить всего два прыжка. И только Мойше знал, что на обратном пути он будет единственным пассажиром...
Легионеры уже расселись по местам, сгорбившись из-за сферической формы кабины. Квинт и Мойше заняли сидения друг против друга; ассистент установил между ними плоский двусторонний экран и подключил его к ЭВМ. Профессор положил руки на пульт.
–Задраить люк и очистить помещение, – приказал он, ощущая всю нелепость себя, говорящего такие слова. Тем не менее провожающие моментально подчинились. С лязгом захлопнулся тяжёлый диск люка, взвизгнули герметизирующие моторы. В кабине загорелся тусклый зелёный свет.
–Включаю наддув, – Мойше повернул кран слева от себя. В кабину с шипением начал поступать кислород. Теперь следить за манометром было работой Квинта.
–Потвердить готовность к старту.
–Готовность подтверждаю, – сразу отозвался юноша. Его глаза лучились возбуждением.
Мойше тихо вздохнул и нажал кнопку старта. Аппарат содрогнулся. Хотя тонкой настройкой и заменой сопел, грохот реактивных турбин был заметно снижен, шум от старта машины времени всё равно напоминал гром. Перегрузка прижала хрононавтов к сидениям.
–Высота двести.
–Высота пятьсот.
–Полторы.
–Две.
–Пять стадий, – Квинт бросил на профессора горящий взгляд. – Рассчётная высота достигнута!
Мойше не ответил; он один за другим подключал сверхпроводящие контуры. Кабину заполнил низкий гул тока. Снаружи, в стратосфере, аппарат окружило магнитное поле чудовищной напряжённости.
–Первая ось.
Тонкое, почти невидимое кольцо плазмы опоясало машину. В корпусе не было иллюминаторов, иначе жёсткое излучение мгновенно убило бы людей.
–Вторая ось.
Взбесившийся поток частиц начал вращаться. Два кольца плазмы двигались каждое в своей плоскости, проникая друг сквозь друга, как неспособна материя ни в одном другом состоянии. Кольца разгонялись, всё быстрее и быстрее, скоро аппарат был окружён призрачным экраном энергии. Внутри начала расти температура.
–Третья ось.
Плазма мгновенно перестала быть прозрачной и вспыхнула мёртвым фиолетовым светом, спектр которого уходил далеко в диапазон гамма-излучения. Машина стала неотличима от маленькой звезды: чудовищные вихри частиц вращались по трём взаимно-перпендикулярным осям, разрывая связи аппарата с пространственным континуумом. Сейчас машина времени была не материальным объектом, а только его проекцией на три плоскости в системе координат, двигавшейся вместе с Солнечной системой и Галактикой вокруг общего центра масс. Разница в скоростях между двумя точками отсчёта – положениями Земли в стартовом и финишном пунктах – создавала колоссальный дисбалланс энергий, и аппарат использовал его, чтобы поддерживать магнитное поле.
Три плазменые стрелы рвали плоть Вселенной. Но прежде, чем всего на миг родится четвёртая стрела – миг, достаточный, чтобы перенестись сквозь века – напряжённость энергии должна была достигнуть порога, найденного профессором Левинзоном тридцать лет назад во время школьного урока физики.
Ждать пришлось несколько минут, показавшихся людям годами. Температура корпуса непрерывно росла, но что гораздо хуже, рос уровень радиации. Мойше и Квинт не отрывали глаз от шкалы напряжённости поля; каждый держал палец на кнопке. Если бортовая ЭВМ опоздает хоть на пару секунд, энергия в сверхпроводящих обмотках перестанет сдерживать плазму и аппарат за ничтожную долю мгновения обратится в газ.
ЭВМ успела. На (бесконечность, ничто, бесконечность, ничто, беск...) время остановилось и (безвременье, вечность, безвременье, вечность, без...) снова пошло своим чередом. За бортом аппарата сменилось минус двадцать шесть лет.
–Двигатели в норме, обмотки в норме, энергия сто процентов... – рапорты следовали один за другим. Впервые за минус четверть века и ещё целый год, люди немного расслабились.
–Поздравляю, профессор, – слегка дрожащим голосом сказал Квинт. Но Мойше слишком устал, а легионеры были заняты проверкой систем; юноше никто не ответил.
Они посадили машину на холме, среди бесконечного леса. Турбины молчали: аппарат опустился на парашюте. Сразу после посадки люки были раскрыты и легионеры начали готовить площадку к повторному старту.
В кабине остались только Квинт и Мойше. Пока солдаты расчищали траву и оттаскивали подальше ветви – если при старте двигатели вызовут лесной пожар, может произойти парадокс времени – юноша нетерпеливо крутил ручку многодиапазонного радиоприёмника. Наконец, был пойман канал новостей.
–...сегодня с официальным визитом в Афины прибыл куратор четвёртого Западного региона Марк Октавиан. В программу визита в числе прочих вопросов входит обсуждение африканской проблемы. Аналитики сходятся во мнении, что будет принято решение о частичном смягчении тарифов на перевозку слоновой кости через...
Радио умолкло, когда Квинт дрожащей рукой нажал кнопку.
–Это решение было принято на двенадцатый день осенних календ 3093 года, – прошептал юноша. – Мы в прошлом!
–Вот и настало время для поздравлений, – невесело пошутил Мойше.
Квинт обернулся к профессору. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, внезапно юноша подался вперёд и горячо поцеловал учёного в губы.
–Вы сделали это! – в глазах Квинта отразилось неподельное восхищение. – Я не верил до последнего мига... Великий Марс, я буду рождён только через два года!
–Время идёт, – негромко ответил Мойше. – У вас всего тридцать шесть часов, чтобы изменить мир. Пора за работу.
–Воистину пора! – Квинт вскочил. – Мы скоро вернёмся, профессор, и в новом мире, мире где справедливость восторжествует, вы наконец получите причитающееся вам по праву. Я построю в вашу честь новую Академию!
Юноша выпрыгнул из люка. Мойше опустил голову и долго следил, как на экране часов неторопливо бегут секунды.
«Ни одно чудовище, ни один завоеватель в истории не губили столько жизней, сколько уничтожу я» – подумал он. В тишине ночного леса слышался стон, миллионогласный смертный вопль поколений, так и не родившихся на свет.
Мойше закрыл глаза.
«Я делаю это для людей» – в сотый, а может в тысячный раз попытался он успокоить совесть. – «Слишком много было горя, слишком много пролилось слёз. Человек человеку – волк. А правит нами Римская Волчица»