— Так же, как вы справляетесь с освещением?
С хладнокровием, приводящим ее в ярость, он мягко отодвинул Фиби со своего пути, щелкнул выключателем, и свет загорелся. Нахмурившись, он посмотрел на ветхий провод.
— Часто у вас это бывает?
— Он с характером, — сдалась она.
— Возможно, сказывается ваше влияние, — пробормотал он и добавил: — А чайник тоже не работает?
Наступило молчание, затем Фиби тяжело вздохнула.
— Могу я предложить вам чашечку кофе, мистер Эштон?
— Как вы любезны, мисс Грант, — он насмешливо передразнил ее. — Я уж думал, вы никогда не предложите.
Эштон вальяжно стоял в дверном проеме, внимательно наблюдая, как она наполняет чайник и включает его.
Кофе лучше растворимый, решила она. Может быть, он побыстрее уйдет.
— У вас необычное, очаровательное имя. Могу я спросить, откуда? Или это очередное посягательство на вашу личную жизнь?
— Моя мама играла роль пастушки в любительском спектакле «Как вам это понравится», когда встретила моего отца. Это была любовь с первого взгляда.
— Даже несмотря на то, что Феба не самая симпатичная героиня в этой пьесе? Поэтому вы предпочитаете, чтобы вас звали Фиби?
Она была поражена:
— Вы знаете Шекспира?
— Я не совсем полный невежда. — Откинувшись на спинку узкого дивана и вытянув перед собой длинные ноги, Эштон, казалось, занял половину комнаты. — Где сейчас ваши родители?
Фиби закусила нижнюю губу.
— Мама умерла, когда я была совсем ребенком. А отца я потеряла полгода назад.
— Прошу прощения. Мои остроумные высказывания относительно Серены были совсем некстати.
— Откуда вам было знать! — возразила она. — Пожалуйста, не беспокойтесь об этом.
— Есть у вас братья или сестры?
— Я была единственным ребенком.
— Совсем никаких родственников? — Он нахмурился.
— Сестра моего отца еще жива. Но мы не общаемся… Мой отец отдавал все свои силы работе, после того как не стало мамы. Он очень выгодно продал свое дело и вложил средства в букинистический магазин, которым сам управлял. Он был по-настоящему счастлив, возможно, за многие годы.
— И?.. — напомнил Эштон, когда она замолчала.
— Кто-то убедил его сыграть на фондовой бирже. Кончилось тем, что он задолжал огромную сумму денег. Мы потеряли все. Дом, магазин, мебель — все было распродано. — Она покачала головой. — Моя тетя восприняла это так, будто отец опорочил честное имя семьи, и перестала знаться с нами, несмотря на то, что отец в прошлом выручал ее мужа несколько раз.
— Очень знакомая история, — спокойно произнес он.
— Знакомая?
— В своей практике я постоянно сталкиваюсь с похожими случаями. Я консультант по финансовым вопросам — улаживаю конфликты, решаю проблемы.
— Я не нуждаюсь в вашей благотворительности — я имею в виду помощь по решению моих проблем.
— А я и не собираюсь вам ее предлагать. Мне очень хорошо платят за то, что я делаю.
— Толкаете людей в трудном положении на еще большие долги? — зло спросила она.
Он допил кофе и поставил чашку.
— Да, мои попытки поменять ваше невысокое мнение обо мне безнадежны.
— Мы почти незнакомы. У меня нет никакого мнения.
— Я бы сказал, что вы обвинили и осудили меня еще до того, как увидели. — Он наклонился вперед, его серые глаза неотрывно смотрели на нее. — Сегодня, — продолжил он, — вы оказали мне неоценимую услугу. Я предлагал найти для вас удобное жилище. Мое предложение все еще в силе.
— Зачем это вам? — спросила она прямо.
— Затем, что хочу быть вашим другом. — Он говорил очень дружелюбно.
Сама того не желая, Фиби в глубине души ощутила внезапное мучительное волнение, как будто хотела изменить свое отношение к нему. И это так напугало ее, что она ответила с деланным безразличием:
— Очень любезно с вашей стороны, мистер Эштон. Но у меня достаточно друзей.
— Неужели? — Он встал. — В таком случае могу я просить вас не считать меня врагом, когда мы встретимся в будущем?
Фиби тоже встала.
— Маловероятно, что наши пути когда-нибудь пересекутся вновь, мистер Эштон.
— Жаль, ведь Тара очень хочет видеть вас. — Он пошел к двери, затем обернулся и тихо сказал: — Фиби, прошу вас, не позволяйте своему мнению обо мне влиять на отношение к моей дочери. Это было бы несправедливо. Доброй ночи.
Она услышала, как за ним закрылась входная дверь, и опустилась в кресло, почувствовав, что ноги ее не держат.
— О какой справедливости идет речь? — тихо прошептала она. — О, добрейший мистер Эштон!