Эмма достала фотографии Алтеи. Одну за другой он брал их из ее рук и внимательно разглядывал перед тем, как отложить. Снимок Алтеи в толстом свитере за рулем машины заставил его вернуться и изучить его, поднеся к тому месту, где лампа давала более сильный свет.
— Я просто не знаю, — сказал он. — Я мог видеть ее. — Он тяжело вздохнул. — Я видел так много людей, но в ней есть что-то особенное, не правда ли? — Он вернулся к тому месту, где ждала Эмма. — Я могу оставить эту фотографию?
— Конечно. Я сделала по несколько экземпляров. Ты можешь вспомнить что-нибудь позже.
— Возможно, — он улыбнулся, и Эмма почувствовала магнетизм его обаяния. — Ты остановилась в «Артемисе», насколько я знаю. Как поживает мой друг Нико Уоррендер? Я слышал, он сейчас здесь.
Эмма нахмурилась.
— Не думаю, что встречала…
— Ты живешь в «Артемисе» и не встречала Нико?
— Нико! Но ты сказал…
— Ник Уоррендер. Правильно.
— Но он грек.
— Наполовину. Да, его мать гречанка. Но его отец был англичанином. Ник всю жизнь прожил в Англии. Он — медик. Работает в лондонской больнице, специализируется на детской медицине. Он приезжает каждый год. Передай ему привет. Напомни ему заглянуть и повидать меня. Мы здорово веселились в старые времена, когда он имел обыкновение приезжать на лето со своей очаровательной женой. Бедная Джули — самая прелестная девушка, которую я когда-либо встречал! И она умерла, бедняжка, рожая этого сорванца Джонни!.. А, Уолтер! Мы предавались воспоминаниям, твоя подружка Эмма и я…
Эмма шла за ними, когда Дамьен и Уолтер двинулись в направлении шума и танцев. Она даже не пыталась услышать, что они говорили, даже когда слова были адресованы ей. Облаченный в серебристое пришелец вдруг возник перед ними в полном смятении: — Дамьен, ты не можешь подойти сейчас? Там какой-то парень болтает по-гречески, и я не могу понять, чего он хочет.
Дамьен послал Эмме воздушный поцелуй.
— Заставь Уолтера привезти тебя еще как-нибудь вечером, до того как начинается этот рев ракетных двигателей. Мы смогли бы поболтать как следует! Снимок я оставлю у себя, дорогуша, покопаюсь в своей старческой памяти. Прощай и да благословит тебя Бог.
Уолтер направился назад на танцплощадку, но Эмма покачала головой: — Прошу тебя… Этот шум… С меня хватит.
— Хорошо, — бодро сказал Уолтер. — Давай прогуляемся по берегу и подышим свежим воздухом. Там было немного душновато. Что ты думаешь о Дамьене? Правда, он великолепен?
«Великолепный» — это слово Уолтер недавно употребил по отношению к ней. Но она не была великолепна. Она была классической дурой. Она вспомнила как сделала комплимент Нико, который на самом деле был Ник Уоррендор, за его английский и почувствовала как вспыхнули ее щеки. Она вспомнила своевольное обращение леди Чартерис Браун. «Присмотрите за багажом, любезный». «Эмма, неужели у тебя нет мелочи дать этому типу». Неудивительно, что он кипел и ощетинился.
Они спустились по крутой тропинке к морю. Здесь не было песка, только скалы, где вода с шумом бросалась на камни, чтобы разбиться в дым мелкими брызгами. Рука Уолтера проскользнула вокруг ее талии и он повернул ее к себе.
— Ты что-то очень тихая, милая девушка. Хватит думать об этой скучной Алтее. Ты знаешь, я уже сыт по горло. Завтра ты можешь начать думать о ней снова, а сейчас есть только ты, я и море.
Он остановился с подветренной стороны массивного валуна и заключил ее в объятия. Его тело было упругим, и руки были горячи. Его губы легко коснулись ее глаз и носа и коснулись ее губ. Резким толчком она оттолкнула его.
— Эй, — пробормотал он, сжимая объятия. — Что это?
Его губы снова коснулись ее рта, но она отдернула голову.
— Нет, — сказала она. Вдруг стало необычайно важно то, что он не должен поцеловать ее. Всеми силами она сопротивлялась, стараясь освободиться из его рук, но он держал ее крепко. Она упорно отворачивала лицо, прижатое к грубой ткани его рубашки. — Пусти!
Он мягко засмеялся.
— Каков он, хотел бы я знать, тот счастливчик, для которого ты бережешь свои поцелуи! — он ослабил объятия и отстранил ее от себя, вглядываясь в ее лицо. — Каков он?
Глава 3
Эмме было трудно уснуть этой ночью. Она лежала на постели под одной простыней. Лунный свет играл на поверхности моря, превращая далекие горы в острова, плавающие в дымке. Почему она так отчаянно оттолкнула Уолтера? Когда это несколько поцелуев вечером после танцев значили так много? «Каков он, этот счастливчик, для которого ты бережешь свои поцелуи»? Такого человека не существовало. Никогда не существовало. Она действительно хотела любви, часто мечтала о ней, размышляла как бы все это было, и с грустью признавала, что время идет, и с ней, наверное, такого уже никогда не случится.