Глава 4
На следующее утро леди Чартерис Браун была настолько сыта народными плясками и болтовней с Хэллидеями, что Эмме было очень легко позволить ей и дальше верить, что проверка сдающихся комнат была бесплодной.
— Эта горничная еще не вернулась? — требовательно спросила она, когда они вставали из-за завтрака.
— Так я и думала, — таков был ее резкий ответ, когда Эмма сообщила ей о том, что в отеле не было новостей от Марии.
День выдался великолепный. Море мерцало в мягком солнечном свете, пробивавшемся через легкие облака. Далекие горы дремали в голубой дымке.
— Может быть, будет неплохо, — предложила Эмма, — выбраться куда-нибудь на день посмотреть Крит.
— Между прочим, — сказала леди Чартерис Браун, — молодой мистер Фередэй предложил то же самое. Его группа уезжает сегодня вечером. Сегодня они отдыхают и ходят по магазинам, поэтому он свободен. Он спрашивал о том дворце, про который ты рассказывала. — Как он там называется? Кносс?
Уолтер Фередэй и леди Чартерис Браун были не теми спутниками, которых Эмма хотела бы взять в поездку в древний дворец царя Миноса в Киоссе, но это было то место, где ей очень хотелось побывать, и она постаралась посмотреть на все философски.
Уолтер отказался вести машину, сказав радостно, что хочет наслаждаться своими честно заработанными часами отдыха.
— Но когда мы приедем, я немного поработаю гидом, только ради вас, леди Ч. Б.
До Гераклиона нужно было ехать довольно долго, и Эмма была рада, что ее пассажиры довольствовались болтовней друг с другом и не мешали ей сосредоточиться за рулем. Дорога поднималась от берега и шла через оливковые рощи. Деревни вдоль дороги пестрели цветами: розами и лилиями, и гвоздиками, на фоне белых стен вспыхивали огромные гроздья пурпурной бугонвиллы. Горы стали ближе, и дорога заскользила через дикое ущелье, прорезавшее скалы кирпичного цвета. Она вдыхала свежий воздух, напоенный запахом желтого ракитника, который буйствовал по обочинам и склонам холмов. Затем они еще раз спустились к морю. Туристический сервис и застроенные жилые районы все больше заполняли пространство, по мере того, как они приближались к Гераклиону.
У Эммы осталось только смутное впечатление от останков великого дворца, который после веков пышного великолепия был разрушен около 1400 года до нашей эры. Было очень жарко, цикады трещали в деревьях, окружавших бывшее селение. Леди Чартерис Браун было трудно ходить по неровной земле.
Уолтер оказался экскурсоводом посредственным, склонным к болтливости.
— Это самая старая галерея в Европе! — язвительно заметил он, проводя их по темной галерее из комнаты, которую археологи считали спальней царицы.
— Здесь вы видите запасы начальника по хозяйственной части, — сказал он, указывая на огромные кувшины, которые назывались «pithoi» и в которых хранились дворцовые запасы масла и зерна.
Как было бы здорово, подумала она, обойти это местечко с кем-нибудь действительно знающим, кто смог бы оживить его как Ник Уоррендер делает это для своего маленького сына.
Назад леди Чартерис Браун предпочла ехать на заднем сиденье, чтобы немного вздремнуть, и Уолтер уселся на переднее сиденье рядом с водителем.
— Ну что, Эмма, — сказал он. — Как продвигается розыск?
— Как ты знаешь.
То, что она не сказала леди Чартерис Браун, она не могла рассказать Уолтеру Фередэю.
— Мы могли бы сходить проведать Дамьена еще раз. Может быть, он вспомнил что-нибудь.
— Сомневаюсь в этом. В любом случае, я уже говорила, что диско — это не в стиле Алтеи.
— А я говорил тебе, что так думает бабушка.
«И не только это пропустила бабушка, — подумала Эмма. — Была еще эта комната. Девушка, которая выбрала для жизни дом на Одос Лефтериоу вряд ли часто ходила на дискотеки».
— Я думаю, ему не нравится, когда ты ходишь танцевать с другими мужчинами.
— Кому?
— Великолепному представителю мужского населения, хранимому в твоем сердце!
К своей сильной досаде, Эмма почувствовала, что краснеет, и Уолтер заметил это.
— Ага! — воскликнул он. — У тебя нет с собой его фотографии среди снимков Алтеи, которые ты повсюду таскаешь.
— Конечно, нет, — возразила Эмма, включаясь в игру. — Мне не нужна его фотография.
— Темный или светлый, Эмма? Красивый как я?
— Гораздо красивее, чем ты, Уолтер! Высокий, темноволосый и красивый, с ямочкой на подбородке. Даже в этой дразнящей чепухе Эмма находила горько-сладкое удовольствие, думая о нем.