Первый ужас для раба – рассердить господина, а вот второй – ему угодить. Под ласковой рукой довольного хозяина слишком легко забыть обо всем, что его не касается, но важно для тебя. У скальдов другой календарь, а по ангелийским меркам до собрания племен, именуемого Слетом, оставалось еще несколько недель, и, освоившись во владениях Гюнтера, мы с Жосленом попали в ловушку привыкания к своим новым ролям. Кассилианец носил здесь маску рабской покорности так долго, что иногда – я видела – забывал о том, что это всего лишь маска.
А я, к своему огорчению, временами засыпала с гордостью за свое успешное наставничество, поскольку Гюнтер с замечательной хваткостью усваивал наши тайные уроки.
Но так продолжалось лишь до следующего набега.
Он окатил меня ушатом ледяной воды. Гюнтер и его тенны поднялись среди ночи и разбудили всех домочадцев, чтобы помогли собраться на разбой. Мужчины смеялись, шутили и проверяли остроту клинков. Они не облачались в броню, но тщательно укутывались в шкуры. У каждого воина при себе имелся щит, меч или топор и излюбленное варварами оружие – короткое копье.
Привели лошадей, которые перебирали ногами и выдыхали клубы пара под блеклым звездным небом. Я догадалась, что скальды выедут незадолго до рассвета, пересекут границу с первыми лучами солнца и обрушатся на какую-нибудь несчастную деревню. Среди суеты и суматохи мы с Жосленом смотрели друг на друга, бледные и онемевшие. Я заметила, как кассилианца затрясло и как он отвернулся, таясь от Гюнтера и его теннов. Жослен поступил мудро, уйдя с глаз долой, и я не видела его до тех пор, пока наш хозяин, на ходу убирая меч в ножны, не подошел ко мне и не воскликнул:
– Я еду на битву, голубка! Поцелуй меня и молись как следует, чтобы к ночи я вернулся целым и невредимым!
Честно говоря, я думаю, что в ту минуту он просто забыл, кто я такая и откуда родом. Но я-то ничего не забыла и поэтому обмерла.
И тут между нами выросла жилистая фигура кассилианца, который легко отвел от меня руки Гюнтера и вперил в него тяжелый взгляд голубых глаз.
– Милорд, – тихо попросил он, – она же ангелийка, смилуйтесь, не лишайте ее последней капли гордости.
Не могу передать словами их молчаливый диалог. Гюнтер щурился, оценивая возмущение Жослена, а тот спокойно смотрел ему в глаза. Спустя секунду предводитель скальдов коротко кивнул.
– Поехали! – крикнул он и зашагал к теннам.
Они высыпали на улицу – живая мощь, мех и железо, – вскочили на лошадей и поскакали в сторону границы, а оставшиеся хуторяне проводили свою дружину радостными возгласами. Жослен опустился на колени и подавленно на меня посмотрел. Я же просто стояла, глядя на улицу в открытые двери, и беззвучно плакала.
Скальды вернулись после наступления темноты.
Вернулись с победой, радостные, полупьяные. Они пели, шатаясь под тяжестью награбленного: скромных крестьянских пожитков, мешков с зерном и провизией. Харальд громко хвастал, что прирезал больше всех ангелийцев, но встретившись со мной взглядом, осекся и покраснел. Но Безбородый был лишь одним из многих.
Собрав разрозненные рассказы в цельную картину, я поняла, что на обратном пути налетчики повстречали отряд воинов из Союзников Камлаха под флагом с изображением меча. На втором знамени были молот и наковальня на желто-алом фоне. Значит, то были не люди д’Эгльмора. Два тенна, в том числе Торвил, погибли в стычке, но скальды одержали победу, перебив половину ангелийцев, прежде чем ускакали в метель.
При отъезде Гюнтера, казалось, тронули мои чувства, но вернувшись триумфатором, он больше о них не заботился. Мне хватило ума предупредить Жослена, чтобы не вмешивался. Слава Элуа, он подчинился, а не то пьяный Гюнтер мог бы его жестоко наказать. Когда празднование подошло к концу и захмелевшие воины вповалку улеглись в зале, вождь под одобрительные выкрики перекинул меня через плечо и унес на ложе.
В эту ночь уроков я не проводила.
Когда Гюнтер отвалился, я оставила его храпеть в постели и выбралась в зал, где развалились пьяные тенны, ворочаясь и бормоча во сне. Кто-то из них все же озаботился приковать Жослена к скамье. Я подумала, что он тоже спит, согретый теплом очага, но при моем почти бесшумном приближении его глаза распахнулись.
– Не могла там оставаться, – прошептала я.
– Понимаю. – Он осторожно подвинулся, ни разу не звякнув цепью, и освободил для меня место на охапке камыша. В обязанности Жослена входило настилать перед очагом свежий камыш, когда в большом зале подметали. Я опустилась на пол и свернулась калачиком рядом с кассилианцем. Он обнял меня, а я положила голову ему на грудь и уставилась на затухающие в очаге угли.