Потом он уснул, а я лежала в темноте с открытыми глазами. Уголья в очаге слабо оранжево светились и отблескивали на металле. Я уставилась на ближайший сверкающий предмет, думая о тысяче разных мелочей. И вдруг поняла, на что я смотрю. На кинжал Селига, который тот оставил на столике рядом с кроватью, когда раздевался.
«Вот он, – подумала я, и меня захлестнула волна облегчения. – Вот другой путь, самый короткий. Цена будет выше, но результат… о, результат того стоит!» Повернув голову, я посмотрела на спящего мужчину, на его лицо в тусклом свете догорающего очага. Оно казалось умиротворенным, словно ему снился хороший сон. Он глубоко дышал, могучая грудь мерно вздымалась и опадала. «Вон туда, – сказала я себе, когда глаза привыкли к темноте. – В ямку между ключицами, обнаженную под раздвоенной бородой. Воткни туда кинжал и поверни». Я мало знала об оружии, но надеялась, что этого будет достаточно.
Требовалось только завладеть клинком.
Я осторожно приподнялась и над телом спящего потянулась к столику.
Кровать скрипнула, на моем запястье мигом сомкнулись сильные пальцы. Опустив взгляд, я увидела открытые глаза Селига. Да, он не Гюнтер, которого из пушки не разбудишь… Вальдемар Селиг, звали его скальды, Благословенный, Неуязвимый. Мне оставалось только признать поражение. Я едва не попалась на горячем – на попытке заколоть короля скальдов. Пробормотав что-то себе под нос, я опустилась на него, приобняв, и положила голову ему на плечо.
Наверное, ему польстила мысль, что я во сне бессознательно нежно лащусь к нему. Селиг сонно хохотнул, что барабанным боем отдалось мне в ухо, и так меня и оставил. Его дыхание быстро обрело прежнюю размеренность. Я же еще долго лежала, заставляя одеревеневшие от ужаса мышцы мало-помалу расслабиться. Наконец, измученная страхом, я забылась тревожным сном.
Утро выдалось морозным и солнечным, чертог перед большой охотой кипел суматохой. Я ходила на ватных ногах не в силах отделаться от ощущения, будто в полубессознательном состоянии забрела в какой-то странный театр. После короткого ночного забытья ужас вернулся: я боялась того, что едва не случилось прошлой ночью, а еще больше – того, что случится в будущем. О том утре я почти ничего отчетливо не помню. Тенны собирались на охоту, женщины занимались повседневными делами, лошади били копытами на морозе – в моих воспоминаниях утро охоты слилось со страшным днем, когда люди Гюнтера собирались в набег и вернулись, распевая песни об убитых ими ангелийцах. Еще и Харальд Безбородый знакомо подмигнул мне, ощупывая начинающую отрастать щетину. Наверное, он еще не понял, что здешний народ меня не жалует. Все было как на хуторе Гюнтера. Только собаки лаяли по-другому, да Белые Братья тянули соломинки, жеребьевкой решая, кто из них останется меня караулить по приказу Селига. Тенн по имени Трюгве вытянул короткую соломинку и что-то проворчал под добродушные возгласы товарищей. Он резко осекся под предупреждающим взглядом короля. Я держала очи долу, не желая смотреть на человека, которому судьба короткой соломинкой подписала смертный приговор.
Охотники ускакали. Чертог почти опустел. Слуги занялись своей работой. Трюгве разлегся на скамье, заигрывая с одной из женщин. Я направилась в покои Селига. Тенн видел, куда я пошла, и кивнул, вероятно, полагая, что там я буду выполнять какое-то задание.
Оказавшись за дверью в одиночестве, я сняла фибулу со своей накидки из волчьей шкуры и зажала острый конец бронзовой булавки между зубами. Осторожно надавив, согнула крючком. Пришлось повозиться, но мне удалось отпереть сундук Селига, в котором обнаружились стопки писем, ларчик с монетами, кое-какая одежда, а на самом дне – оружие Жослена. Послание Мелисанды Шахризай тоже попалось среди бумаг, и я присела, чтобы его прочесть.
Почерк был ее – я его узнала, поскольку довольно часто видела ее письма к Делоне, пусть здесь она писала на каэрдианском. Сообщение было коротким: та фраза, что уже произнес Селиг, да многозначительная приписка: «Надеюсь, мы друг друга понимаем».
Кожаные седельные сумки, ненужные на однодневной охоте, стояли в углу. Я подтащила их к себе и сунула письмо во внутренний карман, затем набила теплыми вещами из сундука. К моей радости, там отыскалось и огниво. Покончив со сборами, я надела накидку и с трудом заколола ее фибулой. Глубоко вдохнув, вернулась в чертог и подошла к Трюгве, по-прежнему увлеченному болтовней.