Они не задавали вопросов, а хлебосольно делились всем, что имели. Я немногое успела выспросить об их жизни, и жалею, что не узнала больше. Они были родом из камаэлитского села, в котором их семьи обосновались поколение назад, чтобы восполнить нехватку ткачей и красильщиков. Но когда в селе началась лихорадка, именно иешуитов объявили разносчиками заразы, хотя было совершенно очевидно: болезнь привез гонец из Города Элуа. Поэтому Таави с женой и дочерьми и сбежали на юг, побросав в кибитку свое имущество.
Мне было странно видеть полную семью. Никогда раньше я не задумывалась – за исключением дней, проведенных в Перринвольде, – как так получилось, что на мою долю досталась бессемейная жизнь. Я совсем смутно помнила родителей – путешествие и караван – и гораздо отчетливее дуэйну Дома Кактуса. Для Жослена же все было иначе. До десяти лет он рос в любящей семье. С братьями и сестрами. Он знал, как играть с детьми, как их поддразнивать и щекотать. И девочки-иешуитки за все это его обожали.
Таави и Данель улыбались, довольные тем, что правильно решили нам помочь. Ко мне они относились с ненавязчивой жалостью и разговаривали очень ласково.
Их доброта заставила меня взглянуть на себя по-новому.
Я даже начала сожалеть о том, кто я есть.
В нескольких милях от Города Элуа наши с иешуитами пути разошлись. Вечером накануне расставания мы сидели вчетвером у костра. Иешуиты не хотели наведаться в Город, где, по слухам, продолжала свирепствовать лихорадка, а для нас с Жосленом не было иного пути.
– Мы довезем вас до самых ворот, – озабоченно предложил Таави. – Думаю, крюк будет небольшим, а с нами вы в безопасности. Разве не так? Никому нет дела до бедного ткача и его семейства.
– Вы и так много для нас сделали, отец, – ласково ответила я. К тому времени я уже усвоила, что «отец» – это просто уважительное обращение к старшему по возрасту, и называла так Таави, хотя ему было далеко до преклонных годов. – Мы не знаем, как нас встретят в Городе. Отправляйтесь, пожалуйста, безо всяких крюков прямо в Арен и живите там счастливо и благополучно. Вы сделали для нас гораздо больше, чем мы смели надеяться.
Девочки – Майя и Рена, шести и восьми лет – играли на поляне. Майя нацепила белую волчью шкуру Жослена и гонялась за старшей сестрой, взвизгивая и смеясь, а Рена пряталась за мирно стоящим пони и хихикала. Данель умиротворенно наблюдала за дочерьми. Меня умилила эта бесстрашная невинность, звонкий смех, долетающий до сумрачного неба. Если Вальдемар Селиг придет сюда, беззаботный детский смех маленьких ангелийцев и иешуитов больше не будет свободно разноситься под родными звездами, загорающимися в небе.
– Но все же я…
– Нет. – Жослен перебил с ласковой улыбкой, но с непоколебимой твердостью. – Мы доедем с вами только до перекрестка дорог, отец, а последние мили пройдем пешком. Даже ради любви самого Кассиэля я не стану и дальше подвергать вашу семью опасности.
Таави открыл рот, чтобы возразить, но Данель дотронулась до его руки.
– Оставь их, – нежно попеняла она. – Им виднее, как для них лучше.
Тогда иешуит нехотя кивнул.
Охваченная внезапным порывом благодарности, я сняла с себя бриллиант Мелисанды и протянула Таави. Драгоценный камень замерцал в свете пламени.
– Вот, возьмите, прошу вас, – сказала я. – За все, что вы для нас сделали. Эта безделушка поможет вам обосноваться в Арене.
Супруги переглянулись, затем дружно покачали головами, глядя на сверкающий бриллиант на шнурке, свисающий с моих пальцев.
– Нет, это слишком, – наконец произнес Таави. – Мы ведь решили помочь вам, не преследуя никакой выгоды.
Данель, все еще держа мужа за руку, согласно кивнула.
– Но… – запротестовала я.
– Нет, – твердо отказался Таави. – Спасибо, Федра, но мы не можем принять такой дорогой подарок. Это слишком.
– Тебе от этой безделушки не избавиться, – усмехнулся Жослен, глядя мимо меня на Майю и Рену, которые, забыв об игре в догонялки, крепко обнимали на прощанье скальдийского пони. – Но, может, нам удастся вас отблагодарить чем-то другим, – улыбаясь, добавил он.
Рано утром мы разошлись, перед расставанием сердечно благословив друг друга со слезами на глазах. Забравшись на козлы, Таави цокнул языком, и мулы неспешным шагом тронулись на юг. Данель и девочки махали нам из кибитки, а за нею на поводу бодро трусил мой мохнатый пони. Он был самым верным и стойким из всех наших лошадей, и хотя мне было жаль с ним расставаться, меня радовало, что новые хозяева не обделят его ни уходом, ни лаской.
Впереди, чуть западнее, белели стены Города Элуа, моего родного дома. Жослен выдохнул облачко пара в морозный утренний воздух и забросил наши припасы на плечи. Мы оставили себе немного вещей – большая часть досталась семье Таави. Я сохранила свою накидку из шкуры и кинжал Трюгве, а Жослен сунул в сумку одеяние Белого Брата, немного еды от щедрот Данель и пару мехов с водой. Вот и все, чем мы могли подтвердить рассказ о том, где так долго пропадали.