— Это не она, — возразил Санёк, не понимая, что тут происходит.
— Как не она? Посмотри внимательно. Не узнаешь? — настаивала воспитательница нулевой группы.
— Это не она, — повторил Санёк.
— Ну, ладно, ладно, — смутилась женщина, которая прикинулась его мамой. — Иди, играй.
— Да-да, играй, — согласилась воспитательница.
— Значит, ты не хочешь со мной ехать? — спросила женщина.
Улыбка у нее была доброй, и это несколько сбивало Санька с толку. “Тетя” может быть и хорошая, но зачем прикидывается мамой?
— Вы не моя мама, — сказал Санёк и вышел из комнаты, не понимая, что от него хотят взрослые.
И столкнулся в группе с Витей и Фаей.
— Вернулся? — спросил Витя, полагая, наверное, что больше никогда не увидит Санька.
— Это не моя мама.
— Чья?
— Не моя.
— Я ту тетку видел и раньше — она ребят рассматривала. Будто искала кого-то. Предлагала ехать с собой?
— Спросила, хочу ли к ней. Но она чужая.
— Плохо дело. Значит, у тебя никого — ни отца, ни матери. Как у меня. У меня сестренка есть, а у тебя даже сестренки нет.
— Как это нет никого! — рассердился Санёк, чувствуя, что сейчас кинется на Витю с кулаками, как на самого страшного врага.
— Если б был кто-нибудь, разве тебя отдавали бы? Ведь тетка хотела тебя усыновить и, чтоб ты даже не знал, что ты не ее сын, а она чужая тебе.
Санёк вконец растерялся: он не знал, что думать. В голове все перепуталось: лицо незнакомой женщины с приятной улыбкой, воспитательница нулевой группы, сердитая Любовь Григорьевна, Витя, Фая, бабанька, ночные молитвы. Неужели Витя прав и у него нет никого?
— Не переживай, — посоветовал умный Витя. — Тут все сироты. И не мечтай, что тебя заберет настоящая мать или настоящий отец. Теперь ты, как все мы. Может, поедешь с этой теткой? Все лучше, чем здесь... Э-э, нет, она теперь тебя не возьмет, ты ее разоблачил, а ей нужен такой, который будет думать, что она настоящая мать. Нет, теперь она тебя не возьмет. А вот нас с Фаей никто не возьмет, никому мы не нужны... Да и ты вообще-то никому не нужен.
Никогда Витя так длинно не говорил, никогда не показывал такой рассудительности, и не то сочувствовал Саньку, не то радовался, что и он — “круглый сирота”, и восторжествовала как бы справедливость. Если попал сюда — будь, как все “круглым”, а не каким-то там другим, и не мечтай о том, чего быть не может.
Витя даже похлопал Санька по плечу, хотя раньше ни на кого, кроме сестренки, не обращал внимания. А Санька так и подмывало накинуться на него, вцепиться зубами в руку или ухо и бить кулаками — он почувствовал, что дрожит от злости, и самый ненавистный для него человек — этот бледный, с плосковатым некрасивым лицом мальчик. И он бы напал, но на него глядела своими добрыми глазенками Фая. Она уже хорошо знала Санька и как-то по-своему любила его. Протянула свои камешки и сказала:
— На!
Санёк пошел, куда глаза глядят. Вышел на улицу и даже не почувствовал холода. Плакал он, или нет? Он шел и кусал губы. Теперь у него нет никого. Даже тетки, которая хотела его усыновить.
Он вспомнил ночной рассказ бабаньки об Иисусе Христе, который ходил по земле в одной рогожке, и Ему негде было даже голову преклонить — ночевал под елкой или в канаве, и на Него падал снег. Он всех любил, а люди прибили Его гвоздями к кресту. Санёк подумал, что вот такой снег — редкий и мокрый — падал на Иисуса Христа, когда Он отдыхал в канавке. Может самому лечь в канавку? Ведь он никому не нужен.
Санёк подумал, что надо отыскать дом, где живет женщина в телогрейке — та, что в первую ночь спасла его от жажды. А может, и от смерти.
Он остановился, размышляя, куда идти.
Он и сам никак не мог сообразить, зачем ему дом женщины, напоившей его молоком.
И тут из-за серого забора вышли три мальчика, это были, конечно, не детдомовцы. Все были краснолицыми, как военные, и рассерженными.
— А-а, мосологлод! — оскалил зубы один.
Санёк не понял, что этот румяный крепыш имеет в виду.
— Помоешник, — пояснил другой, тоже не по-детдомовски румяный и, наверное, очень сильный.
— Не хожу, — возразил Санёк и вспомнил, что ребята нулевой группы имеют обыкновение ранним утром проверять все помойки Гамалеевки.
— Неужели не ходишь? — спросил, показывая на лице добродушное удивление, крепыш.
— По помойкам? Нет, не хожу.
— А в рыло не хочешь?
— Не хочу, — честно ответил Санёк, так как и в самом деле не хотел в рыло. Он хотел поглядеть на дом, где живет женщина в телогрейке. Зачем ему это? Он и сам не знал.
— Что с ним говорить? — сказал другой мальчик. — Дай ему промежду рогов.