- А вы не понимаете? Я не знаю, кто он, может, и впрямь Аред, может просто свихнувшийся маг или эльф, но если он бог, то зачем ему нужен корабль? А раз нужен, значит сам он переплыть море не может, нет у него такой силы. - Айвор кивнул, уже начиная понимать, а Корвин продолжил, - я заберу Тэйрин, и всех, кого смогу, а его оставлю там. Объявим новые земли запретными для мореходов, на веки веков. Если он бессмертен, то проведет там целую вечность, если смертен - там и сдохнет.
- Но ты не сможешь вывезти все поселение.
- Заберу женщин и детей, - он тряхнул головой, - а что ты еще предлагаешь? Что, по-твоему, лучше, отдать ему на растерзание всех, кто живет здесь?
Но Реймон возразил:
- Но ведь он этого и добивается! Нельзя давать ему то, что он хочет! Он ведь тоже знает, что не может переплыть через море!
- Если мы будем считать его всеведущим и всесильным, то проще сразу всем удавиться! Хотите этим заняться - так без меня! А я буду делать, что могу.
Но Айвор тихо спросил:
- А если он догадается?
Корвин молчал, долго, но потом ответил твердо, не опуская взгляд:
- Тогда я сожгу корабль.
***
Эйрон стоял перед опечатанной дверью, и бил по ней кулаком - размеренно, раз за разом ударяя в одну и ту же точку, уже в кровь сбив костяшки, и повторял с каждым ударом:
- Опоздали! Опоздали! Опоздали!
Он должен был вернуться раньше, Эльвин бы и сам справился в Инваносе! Письмо от секретаря ждало их в тайнике, вместе с остальными бумагами. Они не посмели, никто не посмел возразить министру, позволили ему умереть, даже не понимая, во имя чего! И даже некого обвинить: все они слишком привыкли к непогрешимости Чанга, его люди, преданные до последней капли крови... Министра погубила слепая верность.
Эльвин обхватил капитана за плечи, и попытался оттащить от двери, хотя сил хрупкому графу не хватало:
- Хватит! Эйрон, хватит. У нас слишком много работы впереди, и слишком мало времени, чтобы тратить его на запертую дверь.
Королеву они нашли в оранжерее, Саломэ сидела в кресле под персиковым деревом и смотрела прямо перед собой невидящим взглядом. Целительница в синей храмовой робе покачала головой:
- Она так с самого отъезда короля. Приносим еду - ест, укладываем спать - спит. Но сама ничего не хочет.
Эльвин медленно кивнул:
- Да, я понимаю. Позвольте мне переговорить с ней наедине, - целительница только махнула рукой, мол, хуже не будет.
Эльвин поклонился не замечающей его королеве:
- У меня для вас письмо, ваше величество, - и протянул Саломэ конверт, подписанный знакомым твердым почерком.
Она разломала печать, и без малейшего проблеска интереса начала читать. Сначала все так же, безжизненно, погасшим взглядом медленно переходя от строчки к строчке, но внезапно в глазах появился подозрительный блеск. Она моргала часто-часто, но слезы все равно текли по щекам, падая на бумагу. Эльвин молча стоял перед ней, не отворачиваясь, но и не пытаясь утешить, а она плакала, тихо, обиженно всхлипывая, так плачут маленькие девочки. Граф ждал, пока слезы не перестанут течь по ее щекам, потом все так же молча протянул платок. Саломэ вытерла лицо и сказала негромко:
- Министр Чанг считал, что вы достойно продолжите его труд.
Эльвин кивнул, и Саломэ продолжила все тем же тихим голосом:
- Докладывайте. А после доклада освободите Хранителя. Он был прав.
Глава 29
Поселению в новых землях не так давно исполнилось семь лет. Добротные срубы из местной разновидности сосны - прочной, белой, с толстым стволом и почти без ветвей, крона уходила под самую макушку - полукольцом охватывали берег бухты, достаточно далеко, чтобы во время зимних бурь не опасаться бушующего моря, но достаточно близко к воде, летом спасавшей от полчищ гнуса и комаров, настоящего проклятья здешних лесов. Как только сходил снег, в лес, не закутавшись с ног до головы, лучше было не соваться, поедом ели. Мужчины запасали дрова осенью, в короткий промежуток между гнусом и снегом, тогда же и строили новые дома, если была необходимость, охотились все больше капканами, чтобы лишний раз в лес не соваться, а вот у женщин особого выбора не было - самая ягодная пора выпадала на жаркие летние месяцы.
Впрочем, кроме, как на комаров, жаловаться было не на что: теплое лето, щедрое на дожди, мягкая зима, обильная снегом, но без морозов, богатые дичью леса, плодородная земля, море, кишащее рыбой и прочими съедобными тварями. С голоду в этих краях мог умереть только ленивый, а таковых в поселении не имелось. Люди, поселившиеся здесь, младшие сыновья из больших крестьянских семей, провели юность, плавая по морям, но знали и любили землю и с радостью вернулись к привычному труду.
Земля отзывалась на их усилия обильными урожаями, герцог Квэ-Эро, которому согласно закону об открытиях принадлежал весь новый материк, налогов не требовал и помогал поселенцам всем, чем мог. Корабли приходили несколько раз в год и привозили все необходимое: от ткани до лошадей, хотя, чем дальше, тем все больше и больше маленькая деревня на краю света обеспечивала себя самостоятельно. Однажды, среди прочих припасов, корабль привез женщин: молодых, здоровых, работящих, с богатым приданым, подарком герцогини, и через год в деревянных срубах раздались первые детские крики, окончательно превращая их в настоящие дома.
А за окошками, затянутыми бычьими пузырями, шумел лес, несла мутные бурные воды река, лежал, раскинувшись, целый мир, в ожидании человека - огромный, загадочный, манящий. На алтаре Навио в маленькой часовне, одной на всех Семерых, постоянно горел огонь в масляной лампадке. Когда на карте новых земель не останется ни одного белого пятна, лампаду задуют, ее сменят привычные приношения, но пока что пламя странствий звало бывших моряков в путь. Оставив повседневную работу, они уходили вглубь леса, сплавлялись на плотах по реке, разведывали бурую руду в близлежащих болотах и мечтали добраться до покрытых дымкой гор, из-за которых каждое утро неспешно поднималось багряное солнце. И ни о чем не жалели.
***
"Сильвану" в этом году уже не ждали - рискованно слишком, даже для ее бесшабашного капитана, близился сезон зимних бурь. Короткая осень вступила в свои права, пожелтели и покраснели листья, зелеными оставались только сосновые кроны, да и те ближе к снегопадам как-то бурели, съеживаясь в ожидании холодной тяжести. Начался отлов устриц, особенно вкусных в эту пору, а стены украсили связки сушеных грибов. Мужчины как раз собирались на большую птичью охоту - запасти на зиму гусей и уток, когда на горизонте показались знакомые паруса.
"Сильвана" бросила якорь на выходе из бухты, с борта спустили всего одну шлюпку. Все жители деревни собрались на берегу и с удивлением наблюдали, как капитан собственноручно помог сойти на землю молодой женщине, а один из матросов осторожно передал ему маленького мальчика. Ребенок, похоже, не доспал и хмурился, готовясь заплакать, женщина потеряно оглядывалась по сторонам. С корабля тем временем спускали вторую шлюпку.
Молчание затянулось, Салин вышел вперед и подойдя ближе, узнал женщину, хотя видел ее всего один раз, мельком, много лет назад и оба с тех пор успели повзрослеть:
- Ваше сиятельство? - Спросил он недоверчиво.
Женщина кивнула, подхватив на руки начавшего хныкать ребенка:
- Да. Но это больше неважно. Мы останемся здесь жить, у вас, - она смотрела на Салина несколько растеряно, словно продумала свой план только до этого момента, а что делать после того, как под ногами окажется твердая земля, не знала.
- Деньги у вас, должно быть, не в ходу, но я привезла разные вещи, этого должно хватить на первое время, а потом... я научусь, буду делать все, что нужно.
Салин вообще перестал понимать, о чем она говорит, но ребенок плакал, он позвал свою жену и поручил ей высоких гостей, а сам вопросительно посмотрел на капитана. Алекс пожал плечами:
- Ее сиятельство захотела совершить морскую прогулку. На большой земле неспокойно, с Кавдном война, король умер, принц вроде бы живой, но нестоящий, так что здесь ей и мальчику будет спокойнее. Я на всякий случай неделю постою на якоре, вдруг передумает. Но дольше ждать не стану.