Храм Эарнира напротив дворца графа Инваноса построили на удивление быстро - всего за пять месяцев. Люди собирались на строительство со всей провинции, да и соседи подтянулись, жили в палатках, работали бесплатно, душу вкладывая. Граф собрался оплатить постройку из собственных средств, но тратиться почти не пришлось, столько поступило пожертвований. Год назад храм святых мучеников Адана и Клэры освятили, и с тех пор в нем не переводились паломники.
О заступничестве просили чаще Адана - молодого жреца и при жизни считали святым, а на алтаре Клэры оставляли белые цветы, да приходили беременные женщины, молиться о благополучных родах. Никто уже и не помнил, что покойную графиню нельзя было назвать образцом материнства - молились искренне, от души. Верили, что женщина, родившая троих детей, не откажет в помощи.
Оценить всю иронию происходящего могла бы разве что вдовствующая графиня Глэдис - шлюха стала святой, покровительницей брака и материнства, а ее любовник - чудотворцем, но она удалилась в горную обитель Эарнира еще до того, как начали строить храм. Поначалу народ удивлялся - как это графиня новой невестке жить своим умом позволила, но когда молодой граф чудесным образом прозрел, решили, что это его матушка вымолила у бога жизни исцеление для единственного сына.
Если покойница Клэра заслужила народную любовь только после ужасной гибели на алтаре Ареда, то новую графиню полюбили сразу, хоть и женился на ней Эльвин слишком уж поспешно - сегодня траур закончился, а назавтра новую жену к алтарям повел. Но это нарушение приличий молодым быстро простили, уж больно по душе пришлась жителям Инваноса их новая леди.
Красавицей Рэйна не была, зато не брезговала простым людом и чтила местные обычаи, хоть и родилась в Суреме. Беднякам помогала от души, не просто кусок хлеба сунет или монету, а каждого выслушает, вникнет, найдет, как вызволить из беды. Графиня открыла две ремесленные школы одну для мальчиков, вторую - для девочек и наняла в три раза больше служанок, чем ей было нужно. Впрочем, девушки в замке не задерживались, быстро находили мужей, ведь по старому обычаю, о котором Клэра и думать забыла, хозяйка давала им хорошее приданое - корову, полотно и кухонную утварь.
Так что местные жители считали, что с возвращением короля, конечно, по всей империи благодать разлилась, но больше всего ее досталось Инваносу. И граф прозрел, и графиня - добрейшая душа, и даже свои святые заступники появились! Потому и новые указы короля восприняли настороженно - и так все хорошо, зачем что-то менять? Торговали купцы в своих гильдиях сотни лет, пусть и дальше торгуют. Негоже изменять делу предков. Если отец и дед землю пахали, то и внуку пахать богами предписано, если отец и дед торговали - то и внук пусть торгует. Так что закон - законом, а в Инваносе все шло по-старому. Каждый должен заниматься своим делом.
Граф, правда, пытался убедить мастеров поставить новые станки, даже обещал оплатить издержки первым, кто отважится, но никто не согласился. Поставишь станок, а работников куда девать? И что с товаром делать? Если из года в год продаешь сто штук сукна, то куда девать еще сто? Может, и найдешь покупателя, а если нет? Граф ведь все лишнее не скупит. Нет уж, они лучше по старинке, да и список запрещенных устройств жрецы составляют, а не король. Так что отмена отменой, а о душе забывать не следует.
Потерпев поражение в споре с мастерами, Эльвин решил убедить их собственным примером, и открыл свою мастерскую, выписав с островов станки. Но в самом Инваносе продавать ткань не стал, чтобы не сбивать цены. К чудачеству графа отнеслись снисходительно - пусть себе тешится, лишь бы был здоров, а время покажет, на чьей стороне правда.
***
Эльвин мог по праву считать себя счастливым человеком: к нему вернулось зрение, рядом была любимая женщина, король, рассмотрев повторное прошение, приказал провести прививки от черной потницы и одобрил дальнейшие опыты молодого графа. Будущее сверкало всеми красками, как цветы после дождя, и все же, он знал, что виновен.
В храме Эарнира ежедневно возносили хвалу богу исцеления, но Эльвин знал, кому обязан прозрением. И каждое утро в ужасе открывал глаза, страшась увидеть темноту. Далара предупредила его, что старинного снадобья не хватит надолго - слишком уж мало силы Проклятого осталось в мире. Проходили недели, месяцы - а он по-прежнему видел. И боялся теперь уже не столько ослепнуть снова, сколько сохранить зрение. Ведь если лекарство зависит от силы Ареда, это значит... Неудивительно, что у него под носом в жертву Ареду принесли его собственную жену!
Но был ли этот алтарь единственным? Быть может в этот самый миг чья-то кровь заливает черные камни, и благодаря этому он каждое утро встречает рассвет? Сомнения истерзали ему душу, и ни с кем, даже с Рэйной, он не мог поделиться этой мукой. Он боялся разрушить их хрупкое счастье, причинить ей боль. И если потом окажется, что он и в самом деле виновен, неведенье послужит ей защитой. Эльвин писал Даларе, но не получил ответа, а потом узнал, что эльфийку обвинили в государственной измене, и за ее голову назначена награда.
Тогда он отправил министру государственного спокойствия письмо, уверяя, что Далара невиновна, и он готов поручиться за нее перед любым судом. Ответ последовал незамедлительно, и прочитав письмо Чанга, Эльвин понял, что бессилен - никакого суда не будет, король лично решит судьбу Плетельщицы. Оставалось только надеяться, что эльфийку не найдут. Теперь он уже и не знал, такое ли несомненное благо возвращение короля.
***
Человека, стоявшего у окна в его кабинете, он узнал сразу, хотя видел его в последний раз много лет назад и не думал, что им доведется встретиться снова. Эльвин невольно вскинул руку, прикрывая лицо, хотя понимал, что от этого гостя нет защиты:
- Что тебе здесь нужно, Мэлин? - Братьев он не различал, но знал, что Ллин погиб в Квэ-Эро.
- Мне лично - ничего. Но у нас есть общая знакомая, и ей нужна твоя помощь. Если, конечно, ты не испугаешься, - в голосе звучала обидная насмешка. Мэлин помнил Эльвина с детства - оборка у маменькиной юбки, неженка, толком не знавший, с какой стороны у меча гарда. В те времена братьев мало волновали другие люди, но сплетни оседали в памяти сами собой, и теперь он без труда вытаскивал нужные воспоминания.
- У нас не может быть общих знакомых, - твердо возразил Эльвин. Он знал, что с семьей покойного Старниса все в порядке, но даже будь они в беде - принимать помощь от Мэлина бы не стали.
- Мы живем в изменчивом мире, - пожал плечами молодой человек, - недавно я встретил прекрасную мудрую эльфийку. Она настолько мудра, что умудрилась оказаться вне закона и в империи, и в Филесте. Теперь ее ищут повсюду, мы чудом добрались в твои края. И она почему-то уверена, что ты дашь ей убежище. Ах да, совсем забыл, эльфийка не одна - с ней маленький мальчик, сын. И его тоже нужно прятать. Ну так как, кузен?
Эльвин сжал губы: перед глазами стояло письмо Чанга, но он быстро подавил страх. Король, хоть и бессмертный эльф, так же может ошибаться, как и любой человек, а он в вину Далары не верит. И уж тем более не прогонит женщину с ребенком:
- Только ты мог подумать, что я не приму старого друга! Ты ведь не знаешь, что такое дружба. Я ее спрячу. Придется все рассказать Арно, он найдет для них укромное место. Не знаю, почему ты решил помочь Даларе, но здесь она в безопасности, а тебе лучше уйти.
Мэлин возразил:
- Арно уже прятал Старниса. Чем это кончилось, ты сам знаешь. Я никуда не уйду, пока не удостоверюсь, что ей нашли надежное убежище.
Эльвин возразил:
- Я не хочу видеть тебя в своих землях, после того, что ты сделал. Этому нет прощения.
- Тебе я ничего не сделал. Ты не в праве ни винить меня, ни прощать. И прежде чем так усердно меня прогонять, лучше подумай, как ты будешь ее прятать и от людей и от эльфов без моей помощи, и как быстро Чанг ее найдет. Эльфов ты, может, и обманешь, они в ваших краях не водятся, а вот министра - даже и не думай. У него прознатчики по всей империи. И не только - в Кавдне я едва успел отбить ее от людей Чанга. А заодно подумай, что тебе будет от нашего милостивого короля за укрывательство государственной преступницы. Хочешь разделить судьбу моего родича Аэллина?