Его люди продолжали сновать в поисках сведений, а рубщиков леса в Ойстахэ начали преследовать несчастья. То сгорят плоты от случайной искры, и сплав станет на неделю, то порвется ремень, и лесорубов завалит бревнами, то кузнец в деревне откажется точить топоры, мол, брусок у него истерся... Но чаще всего случались пожары, хотя лето выдалось нежаркое, и за кострами следили тщательнее, чем старик-купец за молодой женой.
Пошли слухи, что Эарнир разгневался за бессмысленную вырубку леса. Привезли жрецов, отслужили службы, пообещали новый храм поставить, но несчастья не прекращались. В конце концов обратились к герцогу, потребовали у него охрану поставить. Старик поохал, покряхтел, содрал с казны тройное жалованье для стражников, но солдат дал. И это не помогло, пожары продолжались.
Но когда одному из его людей удалось-таки проведать, зачем везут лес в Квэ-Эро, герцог серьезно призадумался. Историю с огненным порошком он помнил, хоть неудачные испытания первой бомбарды и сохранили в секрете. Знал так же, за что молодой герцог Квэ-Эро чуть было не лишился своих земель. Старый лис вообще много чего знал, но не спешил делиться своими знаниями, может, потому и прожил так долго.
Если король всерьез решил взяться за огненный порошок, значит, в скором времени всю армию вооружат на новый лад. Но почему-то он сомневался, что королевская любовь к преобразованиям распространится на дворянские дружины. Они останутся полностью беззащитными, не пройдет и года. И вот тогда король будет драть с провинций по пять шкур, никто и пискнуть не посмеет.
Теперь старик с горечью вспоминал о неудавшемся восстании Квейга. Надо было тогда поддержать красавчика-южанина, глядишь, империей сейчас бы правил настоящий король, а не этот сумасшедший эльф. Он всегда знал, что от бабы на троне одни только неприятности. Ни один мужчина не отдаст власть за прекрасные эльфийские глаза!
Он понимал, что пытается вычерпать море дырявым ковшом. Мелкие пакости будут терпеть до поры, а потом сразу прижмут так, что не вздохнешь, это всего лишь вопрос времени. Лес не спасти, слишком велика ставка. Значит, он должен найти другой источник дохода, а заодно и способ остаться хозяином на своей земле. Пожалуй, стоит отправить в Квэ-Эро еще одного человечка... старик ухмыльнулся и приказал слуге позвать к нему младшую дочь четвертого сына, свою любимицу.
***
Скоротечная весна в Квэ-Эро сменилась жарким летом. Песок на пляже пылал еще до полудня, обжигая босые ноги. Тэйрин и раньше не любила это время года, когда даже морская вода не приносит облегчения, разве что встать совсем рано, когда солнце только-только восходит, и быстро окунуться. А теперь она и вовсе не могла переносить жару, отсиживалась в своих покоях, запретив служанкам открывать ставни. Лекарь, которого Корвин приставил к жене, узнав о ее беременности, безуспешно пытался убедить госпожу, что небольшая прогулка пойдет ей только на пользу. Девушка вяло отмахивалась и снова погружалась в полудрему.
Она забросила и рукоделье, и домашние дела. Слуги разболтались без присмотра, даже ее личная горничная постоянно пропадала на кухне и приходила только после третьего звонка. Обед подавали с опозданием, мраморная лестница потемнела, Тэйрин было все равно. Она легко переносила свое положение, ни болей, ни страха, только необъяснимая, непреодолимая усталость и равнодушие. Тот, кто поселился внутри, вытягивал из нее все силы, ничего не принося взамен.
Она не чувствовала радости, и глядя в зеркало, не видела в своих глазах того загадочного света, что не раз замечала у женщин в тягости. С малых лет девушка знала, что ее долг - выносить и родить наследника своему благородному супругу. И лишь теперь она осознала до конца, что это значит - ни счастья, ни тепла, ни затаенного ожидания, только долг, пригибающий к земле.
А Корвин был счастлив - он не ходил, летал, и никак не мог понять, что же так угнетает его супругу, если у нее ничего не болит. Но честно держал непонимание при себе, всеми силами стараясь развеять ее тоску. Каждый день выкраивал время навестить жену, рассказывал последние новости, старательно не замечая ее безразличия, дарил подарки, дважды даже вытащил на морскую прогулку. Ничего не помогало, но он не терял надежду: Тэйрин делила с ним горечь поражения, неужели он не сможет разделить с ней радость победы?!
...Герцогиня с некоторым удивлением смотрела на девушку в ярком красном платье из легкой шелковой ткани. Зачем Корвин привел ее? Она одета, как танцовщица из таверны, разве что скромнее, платье, хоть и вызывающе яркое, скрывало как раз то, что танцовщицы обычно выставляют напоказ. Герцог выдвинул незнакомую девушку вперед:
- Это Лиора, она из Ойстахэ, племянница нашего управляющего. Лиора играет на лютне и поет, я подумал, может, она тебя развлечет немного. Да и управляющий просил дать ей место. Муж его сестры разорился не так давно, и они разослали детей по родне.
Лиора стояла, потупив взгляд, украдкой разглядывая Тэйрин. Хороша, хоть и подурнела от беременности. Ей повезло, что герцогиня в тягости, от такой красавицы муж просто так на сторону не побежит. Но до чего же пустой тусклый взгляд! Почему красивые женщины обычно такие непроходимые дуры?!
Саму Лиору Семеро одарили щедро: и красотой, и умом, и талантом. Она и в самом деле играла на лютне, танцевала, неплохо рисовала и даже сочиняла стихи. К сожалению, этим щедроты богов исчерпались: Лиора Уннэр слишком поздно родилась на этот свет. Ах, будь она хотя бы десятью годами старше, старый герцог посадил бы внучку на трон наместницы, но увы, в тот год, когда Саломэ Светлая дала брачный обет перед статуей короля, Лиоре исполнилось всего три года.
К белокурой голубоглазой девочке сватались со всей округи, едва та вошла в брачный возраст, но младшая дочь четвертого сына плодовитого герцога Ойстахэ не могла рассчитывать на блестящую партию, а иной она не желала. Да и дед не хотел расставаться со своей любимицей.
Девушка росла и с каждым годом у нее оставалось все меньше и меньше желания пройти к алтарям. Она слишком красива и умна, чтобы умереть четвертыми за пять лет родами в разваливающейся усадьбе мелкого дворянчика. К счастью, старый герцог и не настаивал на браке, наоборот, приблизил внучку и сам занялся ее образованием. Порой он сокрушенно вздыхал, что среди его потомства она - единственный мужчина.
Но вздохи ничего не меняли - женщины не наследуют. Зато в их силах совершить многое, недоступное мужчинам, как довелось ей выяснить, когда старик начал доверять любимой внучке различные деликатные поручения. Порой настолько деликатные, что после их выполнения замуж Лиору можно было бы выдать только с очень большим приданым.
Выполняя дедушкины задания, девушка все чаще задумывалась о своем будущем: вопреки слухам, старый лис не вечен, а отец не будет с ней церемониться. Или замуж, что чревато скандалом и разводом, или в захудалую обитель. Чтобы вырваться из замкнутого круга, нужны деньги или богатый покровитель, что ничуть не лучше мужа, даже хуже - та же зависимость и никаких прав.
Лиора жаждала свободы, той, что от рождения дана любому мужчине, если у того есть голова на плечах, даже нищему, даже крестьянину! Однако никакая магия не могла превратить женщину в мужчину, и она вынуждена была играть по правилам. Но если сейчас она добьется успеха, все изменится. В Квэ-Эро ее отправили раздобыть секрет, за который заплатят любые деньги. И если старик думает, что получит эту тайну бесплатно, он ошибается. Родственная любовь имеет границы, он сам ее этому научил. И Лиора виновато улыбнулась, подняв на герцогиню жалобный взгляд.
Тэйрин было все равно. Если Корвин так хочет, пусть девица остается. Но оказалось, что для ее нынешнего состояния лучшей служанки и не придумать. Лиора ухитрялась быть незаметной и необходимой одновременно. Она не изводила герцогиню пустыми разговорами, быстро научилась понимать Тэйрин без слов, и впрямь прекрасно играла на лютне и знала множество песен.
Музыка на время помогала отвлечься, и Тэйрин как-то оттаяла, успокоилась, или, быть может, смирилась. Да и жара пошла на спад, старики предсказывали холодную осень. Тэйрин разрешила открыть ставни, отругала разленившихся служанок и приказала вычистить лестницу. Безразличие сменилось жаждой деятельности, кухарка, вырастившая пятерых, только ухмылялась, глядя, как госпожа гоняет прислугу: пришло время вить гнездо.