- Верно - мы псы, и мы взяли след. Он привел нас в графский дворец. Дарио продался Ареду. Его жену принесли в жертву, и сразу же граф прозрел. А следом - женился второй раз, едва успев снять траур, - тихий голос дознавателя дрожал то ли от ярости, то ли от брезгливости.
- И почему вы так уверены, что глаза Эльвину Дарио раскрыл Аред, а не Эарнир, которому он построил храм?
- Печать Ареда ни с чем не спутаешь.
Чанг на минуту задумался, потом спросил:
- А на Вэрде Старнисе вы тоже видели эту печать?
- Нет. Но это ничего не значит. Проклятый поддерживает только тех, кто может ему служить. Попавших в наши руки Он бросает, повергая во тьму и отчаянье, предательство - Его сущность.
Министр молчал. Дознаватели Хейнара никогда не стремились к власти или к личной выгоде. Даже при Саломэ Шестой Святой, когда их влиянию не было границ. Если они и заблуждались, (а что Старнис был невиновен, Чанг не сомневался), то искренне и из лучших побуждений. Они верили, что искореняют скверну, исполняют волю Семерых. Чанга же куда больше волновали приземленные материи: кто будет охранять границы, собирать налоги и не испытывать при этом чрезмерно терпение короля. А Эльвин Дарио был одним из немногих лордов, довольных преобразованиями его величества.
Но если граф и впрямь связался с Проклятым... министр поморщился - короткое правление Саломэ Темной оставило по себе весьма недобрую память. И все же - печать там или не печать, простому смертному не видно, а провинция процветала. Эльвин здраво сочетал разумную осторожность с новыми порядками, и король благоволил графу Инваноса. Но пса Хейнара не переубедить государственными соображениями и не запугать королевским гневом.
- Король не позволит арестовать графа Инваноса.
- Эльфы - орудие Творца в борьбе со скверной Ареда, - медленно произнес ученик Хранителя, - и если король-эльф не позволяет дознавателям Хейнара исполнять свой долг...
- То ему, должно быть, виднее, - быстро прервал Реймона Чанг. Дознаватель сказал достаточно, пожалуй, даже больше, чем министр хотел услышать. - Я не верю в аредопоклонника, возводящего храмы Эарниру. И хотя мне не дано увидеть печать Ареда, с графом я разговаривал. Он слишком светлый человек для тьмы.
- Странно слышать подобную оценку от вас, господин министр, - узкие губы Реймона поломала кривая усмешка.
-Я отправлю своих людей в Инванос, господин бывший старший дознаватель. Если скверна в Эльвине Дарио ограничивается печатью на челе, то он и дальше будет править графством. А за грехи расплатится в посмертии. Если же к печати прилагаются прочие атрибуты культа, то в прошении не будет нужды.
Взгляд пса Хейнара встретился со взглядом министра: ледяной серый, пронизывающий и осуждающий, против тусклого зеленого, спокойного и оценивающего. Безмолвная дуэль длилась несколько мгновений и дознаватель уступил, прикрыв воспаленные от книжной пыли веки:
- Вы не слуга Хейнара, Чанг, а беретесь судить. Быстро и не зная сомнений. Но я хочу предупредить вас - там, куда вы идете, темно, и легко оступиться. Вы знаете, куда приводят благие намеренья.
Министр молчал. Долго, так долго, что дознаватель уже и не ждал ответа, потом все же сказал:
- На алтарь, или к алтарю. Но у меня нет благих намерений, я не стремлюсь к справедливости и не борюсь против зла. Я всего лишь исполняю свой долг.
Реймон медленно кивнул. Как и все мы... Однако, исполняя свой долг, господин министр все глубже влезал в долги иного рода, но этот счет ему предъявит Келиан, а не Хейнар.
***
Некогда день государственного траура, как и было обещано, превратился в день всеобщего ликования. Король вернулся, и каждый год счастливые подданные праздновали это знаменательное событие с тем же размахом, как ранее скорбели. Впрочем, чем дальше от столицы, тем скромнее предавались как печали, так и радости. Но в Суреме не знали удержу: фасады домов украшали флагами, купола храмов заново золотили, из фонтанов било вино, на улицах танцевали, а придворные старались перещеголять друг друга в нарядах и дарах.
Графы и герцоги ограничивались подарками и поздравительными грамотами, личных поздравлений от них никто не ждал, потому Эльвин чрезвычайно удивился, получив официальное приглашение на празднование третьей годовщины возвращения короля.
Ехать куда-то в самый разгар зимы не хотелось, но и отказаться он не посмел. Должно быть, король решил совместить приятное с полезным, и удостоить графа Инваноса давно обещанной беседы с глазу на глаз, чтобы обсудить его научные изыскания. Или же хотел показать на примере поддержавшего преобразования графа единство королевской власти и высшего дворянства. Быть нравоучительным примером не хотелось, но отказываться - себе дороже, и Эльвин приказал собирать небольшой обоз. Теперь, когда вдовствующая графиня удалилась в обитель, он мог путешествовать налегке. Рейну, ожидавшую второго ребенка, он оставил дома, плюнув на этикет.
Зима выдалась на удивление теплая, так что дороги, против обыкновения, не замерзли, лошади вязли в липкой грязи, перемешанной со свалявшимся снегом, постоялые дворы, провонявшие запахом прелой одежды и мокрой кожи, сливались перед глазами в одно плохо различимое, но грязное и гадкое целое, а от постоянно мокрых ног началась простуда и безбожно болела голова.
Попав наконец во дворец, Эльвин мечтал только об одном - отоспаться в тепле и покое, но не успел даже переодеться, только стянул сапоги. Дверь распахнули без стука, вошли три гвардейца, под командованием лейтенанта:
- Господин министр государственного спокойствия желает вас видеть, граф. Немедленно.
Эльвин растерянно протер глаза, так и норовившие закрыться, и спросил, недоумевая:
- Вы меня арестовываете? - Если арест - то почему министр, а не именем короля. Если приглашение на беседу, то какого... нет, это имя он старался последние годы не произносить даже в мыслях. Единственное, в чем Эльвин не сомневался - Чанг ничего не делает зря. Сердце предательски забилось - если министр узнал про Далару, то укрывательства король не простит даже графу Инваноса.
Лейтенант проигнорировал вопрос, а гвардейцы шагнули Эльвину за спину:
- Следуйте за нами, ваша светлость.
Эльвин взял себя в руки - будь что будет, но он не станет играть по правилам всемогущего министра, по крайней мере, пока не узнает ставки. Он распрямил плечи, сразу же оказавшись выше лейтенанта и отчеканил:
- Я никуда не пойду. А вы немедленно уберетесь отсюда, и передадите господину министру, что под конвоем доставляют на допрос, а не приглашают на беседу.
Но Чанг предвидел и это. В ответ лейтенант показал приказ об аресте, на котором не хватало лишь подписи:
- Вы не арестованы. Пока.
Эльвин судорожно сглотнул - форма "задержать до выяснения обстоятельств". Это еще не обвинение, но стоит министру подписать бумагу, и в интересах государственного спокойствия он сможет выяснять обстоятельства хоть до следующей годовщины возвращения короля, хоть до коронации наследника. И никто, кроме Элиана лично, не сможет вмешаться. Нет обвинения, нет и суда. Конечно, будет скандал, граф не может просто так пропасть в глубинах "спокойного" ведомства, как за глаза называли это учреждение, но пока будут искать доказательства, министр сделает и с ним, и с теми, кто остался в Инваносе, все, что пожелает. Этот раунд остался за Чангом.
***
Несмотря на поздний вечер, во дворце царило веселье: они шли по пустым коридорам, но со всех сторон доносилась музыка, женский смех, громкие голоса. За окнами с треском взлетали фейерверки, расцвечивая ночное небо. Среди всеобщего ликования кабинет министра казался островком строгого и, пожалуй, даже печального спокойствия. В камине догорал огонь, свечи успели оплавиться и немного чадили - с них давно не снимали нагар. На столе, среди стопок бумаг приютился маленький керамический чайник на резной подставке, под ним горела круглая свечка, и по комнате плыл аромат свежего карнэ.
Эльвин бывал в этом кабинете раньше, но тогда еще был слеп, и не помнил ни огромного окна во всю стену, возле которого сейчас стоял министр, должно быть, любуясь фейерверком, ни портрета Энриссы Златовласой на стене напротив стола. Гвардейцы вышли из кабинета, лейтенант, тем временем, подошел к министру и что-то шепнул ему на ухо. Эльвин, сохранивший острый слух со времен слепоты, без труда расслышал: "Пришлось показать приказ". Чанг, не оборачиваясь, ответил: