Всему мог найти оправдание юный Хранитель: подлость превращалась в благоразумие, трусость - в необходимую осторожность, и лишь одну, последнюю крепость, его израненная совесть отказывалась сдавать: коротким, торопливым встречам с любовницей короля не было ни оправдания, ни прощения. Но отказаться от этих запретных свиданий было выше его сил.
***
Здание Школы практической науки построили на удивление быстро. Прошло всего полгода, с тех пор, как король подписал указ, а Хранитель торжественно заложил первый камень в основание будущего храма познания, и вот - строительство завершено. Трехэтажный дом из белого камня воздвигли на месте бывшего дворца ордена Дейкар. Изначально король велел засыпать площадь солью и оставить в назидание потомкам, но после изменил свое мнение. Выжженный кусок земли в самом центре города, напротив ратуши, выглядел неуместно, и когда Лерик предложил отдать эту землю новой школе, Элиан сразу же согласился.
Зодчего выписали с Островов, строили в новомодной манере - высокие потолки, огромные окна во всю стену по фасаду, простые белые колонны у входа поддерживали треугольный фронтон, украшенный барельефом - Аммерта Всеведущая, женская ипостась бога знания, раздает дары школярам - свитки, книги, линейки. А компас, выбитый в камне над ее плечом еще недавно находился в списке запрещенных механизмов.
Горожане ходили смотреть на сверкающий чудо-дворец, восхищались невольно, но все равно качали головами - не к добру это, не к добру. Когда такие бедствия вокруг, не школы строить нужно, а храмы. А тут, хоть и Аммерта над входом, а дело это Семерым неугодное. Ничему хорошему там не научат. Еще больше станков этих треклятых напридумывают, а какая от них простому человеку польза? Вред один! Поначалу радовались, глупые: как станки в мастерских поставили, так товаром все лавки завалили, цены упали, бери - не хочу, служанки в красных юбках щеголяли, крестьянки чеканные блюда покупали, да чулки шелковые. А потом дело худо обернулось - товаров завались, а покупать их некому, ни денег, ни работы. Там где раньше десять ткачей семьи кормили, теперь один за станком стоит. А остальным - что хочешь, то и делай.
Потом полегче стало - пару лет везло с урожаем, крестьяне вернулись в деревни, король даже налог снизил для тех, кто на земле сидит. Но вот уже два лета подряд - засуха, в этом году опять хлеб в Ландии покупать придется. А казна-то пуста, вон, даже каторжан по домам распустили, оставили самых злостных. Говорят - король милость явил заблудшим, а на самом деле - кормить их нечем. Заблудшие разбрелись по городам и принялись за старое, сами себе прокорм добывают. Беспокойно стало в столичном Суреме: приличные люди после темноты теперь по домам сидят, без нужды не выходят. Кабаки в купеческих кварталах опустели, закрываются, как стемнеет, а раньше до самого рассвета зазывали посетителей. Стражу удвоили, а все равно, ночи не пройдет, чтобы поутру труп не обнаружили.
Он медленно шел вперед, не узнавая привычных с детства улиц. Новые дома, яркие, раскрашенные так, что глазам больно, бесстыдно распахивали окна, кокетливо прикрытые пестрыми оборочками-занавесками. Крыши, покрытые красной черепицей, резными флюгерами и разномастными трубами из цветного кирпича. Даже мостовые заново выложили камнями - красными, синевато-сизыми, желтыми, коричневыми, да не абы как, а чтобы получился пестрый узор. От буйства красок, столь непохожего на прежний, солидный, серый купеческий Сурем, болели глаза.
Король уничтожил все: больше нет его города, нет его дома, что построил прапрадед, молодой мастер медник, для юной жены, дочери цехового старейшины. Нет его мастерской, где трудились дед и отец, где он учил пятилетнего сына сгибать полоски меди в браслеты, а старший сын и наследник чеканил узоры на блюдах. Сыновей тоже нет, ни дочери, ни жены. В тот год цены на хлеб взлетели до небес, очередь в храм Эарнира за милостыней выстраивалась еще с вечера, и все равно не хватало на всех. Ошалевшие от голода и страха за детей люди не знали, что делать, кому молиться, а приближалась зима.
Он и не помнил уже, кто первый крикнул, что надо разломать эти станки, все беды от них! И все пойдет по-старому, у мастеров снова будет работа, а проклятые выскочки получат хороший урок, будут знать, как перебивать цены и отнимать кусок хлеба у честных людей. Сначала просто ломали станки, потом начались драки и грабежи, а когда загорелись склады, в город вошла королевская гвардия. Три года каторги. Король милостив, всего лишь три, а ведь приговорили к пятнадцати! Король справедлив - наказаны только мужчины, детей и женщин оставили свободно умирать от голода, лишив кормильцев! Ну что ж, будет только справедливо вернуть королю его милость.
Королевская карета подъезжала к площади. Элиан пожелал лично открыть новую школу. Перед входом стояли навытяжку первые ученики - двадцать юношей шестнадцати лет, в серых форменных камзолах с белой оторочкой. Парни гордо смотрели вперед, на толпу зевак. Они прошли строгий отбор, желавших поучиться за казенный счет было куда больше. Король оплачивал все - и проживание, и одежду, и учебу. Пять лет можно ни о чем не беспокоиться, а потом - весь мир у ног. Тем, кто выучится, обещали дворянство, подъемные и работу. В оружейных мастерских, на рудниках, верфях, стройках - образованных людей не хватало, приглашали с Островов, но местные мастера жаловались на засилье иноземцев. Обходились они дорого, а вели себя заносчиво - не упускали случая уязвить завоевателей.
В толпе переговаривались:
- Гляди, какие колеса у кареты - тонкие, большие, обмотаны чем-то.
- А это новая обертка такая, за пять золотых продается, чтоб без тряски ездить. У меня зять при дворцовой конюшне состоит, рассказывал.
- Пять золотых за колесо?! Да я уж лучше потрясусь! Денег им девать некуда, живоглотам! Тут не знаешь, как выезд содержать, продал бы, да жена плешь проест, а им золотые колеса подавай! - Ругается толстый кабатчик, хотя уж кому-кому, а ему грешно жаловаться. Ему достаются последние медяки.
- А вы знаете, почтенный Бартон, что по изначальному постановлению в школу собирались принимать девиц наравне с юношами?!
- Да быть того не может!
- Говорю вам, совершенно точно, но жрецы Аммерта запретили непотребство!
- Совсем стыд потеряли, - неодобрительно качает головой седой купец. Его дочери с утра устроили скандал, но все равно остались дома. Нечего им хвостами в толпе крутить. Он тяжело вздыхает - старшую пора выдавать замуж, но из-за этих станков дела в расстройстве: два года назад он вложил приданое дочерей в новую мастерскую, теперь склад завален штуками первосортного сукна, а покупателей что-то не видно. Хотя, ходят слухи о большом военном заказе, если бы его получить... и купец углубляется в приятные подсчеты.
Карета выехала на площадь, стражники оттеснили зевак подальше, грянуло многоголосое: "Да здравствует король! Слава королю!", но подъехавшую следом карету королевы приветствовали куда как громче. Гвардейцы выстроились в караул, Элиан вышел к ряду школяров. День выдался яркий, и король сверкал в солнечных лучах - золотая парча, золотые волосы, золотая корона, алмазная пыль на отворотах сапог. Тонкая фигура Хранителя терялась в тени величественного эльфа. Элиан говорил о будущем, о том, как изменится к лучшему жизнь простого народа, и что подлинная суть служения Аммерту в преумножении знания, а не сохранении, как ошибочно полагали раньше.
Ученик Хранителя Реймон, бывший старший дознаватель Хейнара, хмыкнул негромко, но недостаточно тихо, чтобы его не услышал министр государственного спокойствия:
- Воистину времена меняются. Еще не так давно подлинная суть служения Аммерту считалась бы служением Ареду.
Чанг только пожал плечами - преумножение знания умножает печали, если бы король хоть изредка посещал храмовые службы, он бы запомнил эту грустную истину. Но эльф не тратил свое драгоценное время на такие мелочи. Королева молилась за двоих.
Жрец Аммерта с кислой миной прочитал благословение, король подтолкнул вперед принца, и мальчик распахнул двери первой в империи, да и во всем мире, светской школы наук. Школяры прошествовали внутрь, распевая специально сочиненный для этого торжественного события гимн, король и принц вернулись к карете.