- Всех наших разговоров не должно было быть вовсе, государыня! - В голосе мужчины прорвалась накопившаяся горечь.
Он прав, прав как никогда. В тот миг, когда она осознала, что происходит, нужно было прекратить эти еженедельные встречи, видеть его только на торжественных приемах, не слушать, как он читает свои стихи, или поет, неспешно перебирая струны лютни, как бы нечаянно забытой у камина. Не высматривать, украдкой, сквозь завесу ресниц, зеленые искры в синеве его глаз. Не говорить о... да вовсе не говорить, а только подписывать бумаги! Для разговоров есть секретари! Или же нужно было исполнить долг, родить дочь, а потом - кто посмеет хоть слово сказать, ей, государыне?! А что Семеро не велели, так в старости отмолит! Но нет, ждала, пока глупое сердце уймется.
- Да. Но еще не поздно. Я могу последовать вашему совету только при одном условии - вы останетесь здесь. Пускай не послом.
- Кем же? Певцом у ваших ног?
- Кем угодно!
- Ваше величество, - мягко, вся горечь ушла, осталась только грусть, - я не смогу остаться с вами, а вы не сможете уйти со мной. Но у вас будет год, быть может два. Ландия - ваша страна, вы должны защищать ее, а не... - он не договорил.
***
Имперский корабль бросил якорь в столичной гавани. Он казался хищным пришельцем среди рыбацких шхун и торговых ладей - высокий, трехмачтовый, с длинным острым носом и крутыми боками. С бортов грозно смотрели толстые жерла бомбард.
Империя еще триста лет назад построила в Ладоне дом для своего посла, получив в дар кусок земли недалеко от королевского дворца. Из уважения к местным обычаям наняли здешних мастеров. А строители, тоже из уважения, возвели здание в имперском стиле. Получилось глупо - издали дом казался каменным, а вблизи нелепым. Но за столько лет к уродцу притерпелись, и время несколько облагородило его стены.
Для лорда Айвора эта трехэтажная жертва взаимной вежливости давно уже стала родным домом, и он не замечал несуразной внешности своего жилища. Однако чрезвычайный посланник его королевского величества заставил лорда снова ощутить забытую неловкость - рядом с одетым по нынешней придворной, весьма пестрой моде, щеголем, и сам он, и его дом, и кабинет, в котором они сейчас находились, казались безнадежно устаревшими.
Посланник не сомневался в успехе своей миссии, не видя ничего странного в сватовстве шестилетнего мальчика к женщине впятеро старше. Даже пошутил, блеснув остроумием - мол, если в Ландии женщины всем управляют вместо мужчин, то и разница в возрасте никого не смутит. Ведь не удивляется же никто, когда тридцатилетний мужчина женится на шестилетней девочке. Подождет, пока она войдет в возраст, и возьмет в постель. В семьях высоких лордов и не такое случается.
Айвору захотелось ударить шутника по нарумяненному личику, но вместо этого он нарочито громко поинтересовался, уж не хочет ли уважаемый господин сказать, что в брачном союзе принца, наследника империи Анра, и государыни Ирии главенствовать будет она, согласно местному обычаю, а принц будет всего лишь делить с ней ложе, когда подрастет. Посланник поперхнулся вином и сменил тему.
***
Государыня Ирия сидела на резном троне красного дерева, положив руки на колени, и слушала посланника. Пальцы белели на фоне золотого шитья. Девушки из ее свиты, далекие от политики, сдавленно хихикали в рукава, но государыне и советницам было не до смеха. Она отыскала взглядом Айвора, стоявшего в некотором отдалении за спиной посланника. Ирия не вышла замуж, а он не покинул Ландию, и от войны с империей их отделяли несколько фраз.
Государыня еще раз глянула на портрет. На холсте был нарисован мальчик. Прекрасный ребенок - златовласый, собольи брови и тонкие черты лица, сразу видна эльфийская кровь. Художник сумел передать влажную матовость кожи и гордую осанку, подчеркнул благородную форму кисти и безупречный овал лица. Но мальчику на портрете было всего лишь шесть лет. Невеста годилась жениху в матери!
Она встала, неестественно ровно держа спину, - парадная роба, сплошь расшитая золотом и каменьями, сковывала движения:
- Его высочество оказал мне большую честь, предложив стать его супругой, но к моему глубокому сожалению, я должна ответить отказом. Законы праматерей запрещают мне возвести на ложе иноземца, даже столь высокого рода, как принц.
Если Элиан хочет Ландию - пусть придет и возьмет силой, навеки опозорив себя и свой род. Она не уронит свою страну спелым плодом в его руки. Проклятый закон помешал ей взять в мужья любимого человека, так пусть теперь принесет хоть какую-то пользу!
А посланник не ожидал отказа, вон, как побагровел! Где они только отыскали такого напыщенного дурака! Петух на насесте! Шагнул вперед, выпятил грудь, обвешенную золотыми бляшками, и изрек:
- Его величество надеялся, что брачный союз станет вершиной многолетней дружбы между нашими странами. Но если сосед отказывается от дружбы, то как можно положиться на его добрые намеренья?! Его величество не желает рисковать безопасностью границ и жизнями своих подданных, посему уполномочил меня в случае отказа разорвать отношения между нашими странами. Тот, кто не желает мира, пусть готовится к войне! - и посланник швырнул под ноги Ирии свой церемониальный меч - игрушку в ярких ножнах.
Горе-вестник развернулся и гордо удалился, в сопровождении многочисленной свиты. Следом за ним из толпы поспешно стали выбираться бывшие при дворе по различным делам имперские купцы и дворяне. Государыня застыла на ступеньках: она искала взглядом одного единственного человека, и увидев, что он остался стоять на своем месте, с облегчением закрыла глаза.
Глава 19
Вечный город, Филест, был неподвластен Эдаа, неумолимому богу Времени. В мире за его стенами ночи сменяли дни, рождались и умирали смертные, множились поколения эльфов. Но белые стены города, проросшего сквозь священную почву Зачарованного Леса, не ведали изменений. К сожалению, этого нельзя было сказать про его обитателей.
Король Ирэдил с горечью смотрел на мраморные кресла в зале Совета. Пять из девяти пусты. От первого поколения, тех, кто спустился в этот мир по воле Творца, чтобы искоренить скверну Ареда в душах смертных, осталось лишь четверо. А проклятый огненный маг погубил слишком много деревьев, черное кольцо выжженной земли окружило зеленый остров вокруг Филеста! Впервые за тысячи лет король изведал отчаянье: если Творец по-прежнему желает, чтобы Его Дети исполняли Его Волю, то почему наносит им удар за ударом? Ведь даже волос с головы не упадет без Его ведома!
Или это кара за лунных отступников? Но ведь они искоренили дурную поросль, исторгли из священных стен Филеста. Та жалкая горстка беглецов, добравшихся до Островов - четвертое, пятое поколение. Их Старейшие погибли, прикрывая отход, а те, кто уцелел, смешались с людьми, их потомки давно уже простые смертные. Разве можно было покарать безумцев сильнее, чем они наказали себя сами, утратив эльфийское естество?
Или же... и эта последняя мысль была воистину нестерпимой, Творец наказывает их за запретную магию? Они верили, что Он милостив и простит своих Детей: ведь они нарушили Его запрет лишь для того, чтобы исполнить Его Волю! Не было другого выхода, не было! Страшную цену заплатили они за этот обряд, неужели напрасно?! Безумная, чудовищная трата сил, и теперь они должны уничтожить собственное творение, свой последний шанс? Нет, он не согласен. Пускай Старейшие принимают решение, но последнее слово скажет он, Ирэдил, Солнечный Клинок.
- Мы слишком много вложили в создание короля Элиана. Он сотворен нашей силой и в нашей власти уничтожить его в любой миг. Но что произойдет потом? Мы потеряем империю.
Неслышные голоса Старейших бархатным шепотом прозвучали в его голове, привычно сливаясь в один:
- Мы прибегли к запретному и сотворили чудовище. Он искажает все, к чему прикоснется. Сам Проклятый не смог бы распространять скверну столь рьяно, вернись он в мир! Король Элиан должен умереть.
- Нет, - впервые Ирэдил открыто возразил Совету, - он был нашей последней надеждой. Обряд мог смутить тот разум, что вы даровали ему. Вдали от Филеста и целебной силы Леса он потерял путеводную нить и в смятении больше не ведает, что праведно, а что проклято. Я отправлюсь в Сурем и исцелю его. Под личиной моего младшего брата он всего лишь испуганное дитя, лишенное самой сути своей души. Он сотворил много зла, но все еще можно исправить.