Береговому братству приказано было патрулировать берега Ландии, чтобы ни один корабль не ушел. Тейвор боялся, что государыня покинет обреченную страну. На корабли поставили новые бомбарды, специально отлитые для морских сражений. Но до боя дело не дошло, военных кораблей у Ландии не было, а торговые ладьи держались на приколе, и носа не смели высунуть на большую воду, как только завидели на горизонте имперские корабли.
Конница рассекала Ландию заточенным клинком, стремительно, не отвлекаясь на мелкие стычки. Тейвор понимал, что для победы ему необходимо захватить столицу и государыню Ирию. Никакого войска не хватит, чтобы гоняться по лесам за недовольными крестьянами. О недобитках пусть голова у того несчастного болит, что сюда наместником поставят, а военачальнику нужна чистая красивая победа.
Понимал это и старший воевода, возглавлявший дружину государыни, а в военное время, чего уже сотни лет не случалось, и народное ополчение. Потому в бой не ввязывался, стягивал все силы к Ладоне, защищать дворец. Хоть и видел уже - бесполезно. Раз государыня отказывается бежать, то можно хоть сегодня сдаваться на милость победителя. Даже если чудо случится, и плохо обученные крестьяне вкупе с малочисленной конной дружиной справятся с первой волной захватчиков, империя их измором возьмет. Им новых солдат брать неоткуда, а у короля Элиана подданных много, вон, даже прокормить всех не в состоянии, на разбой посылает, соседей грабить. Подтянутся пешие отряды, подвезут новые бомбарды, одного залпа хватит, чтобы разнести деревянные стены в щепки.
Не выдержал он даже, спросил государыню, чего ради они насмерть стоять собираются, если все равно обречены? А она и отвечает, что ради чести. Мол, эльф свою честь в этой битве потеряет, хоть и победит, а они проиграют, да останутся в летописях для потомков примером, как достойно жить и умирать следует. А Семеро все видят, хоть и не вмешиваются в дела земные, и рано или поздно Элиан за разбой ответит, не перед людьми, так перед Творцом.
***
Ночь выдалась безлунная, беспросветно темная. Даже звезды спрятались за облаками. Всю неделю накрапывал унылый серый дождь, обычный для этого времени года. Отсырели драпировки на окнах и шерстяные плащи воинов. Государыня сидела у самого очага, ноги укутала одеялом, на плечи накинула теплый платок, в кубке дымилась медовая сыта, и все равно она не могла согреться. От сырого холода, сковавшего спину, не спасали ни огонь, ни теплая одежда, ни горячее питье. Страх - вот что было подлинной причиной охватившей ее дрожи, а от этого холода может спасти только надежда. Но надеяться было глупо.
Неделю шел дождь, и неделю вражеское войско стояло под стенами ее дворца. Словно небо оплакивало Ладону вместе с государыней. Только в отличие от небес, ей нельзя было дать волю слезам. Лишь ночью, сжав зубами подушку, тихо, чтобы не услышали девушки-прислужницы. Государыня не плачет и не ведает страха. А что холодно - так это такое унылое выдалось лето.
Ирия пригубила горячий напиток и отставила кубок - медовый настой туманил голову, а она не могла себе этого позволить. Высокая светловолосая женщина подошла и забрала кубок:
- Я сварила вам карнэ, государыня. Этой ночью все равно не придется спать, - подол ее черного траурного платья легко шелестел по деревянным половицам.
Риэста, хоть и прожила большую часть жизни в Виастро, карнэ заваривала по кавднскому обычаю, как принято в портовых городах, где она выросла. От пряной горечи свело скулы, но второй глоток пошел легче, а после третьего Ирия перестала замечать горький вкус, и маленькая чашка быстро опустела. В Ландии карнэ пили редко, а варили и вовсе по-своему - измельчали сухую траву в порошок, заваривали горячим козьим молоком и сдабривали медом.
Заезжие купцы из Кавдна только руки к небесам возводили при виде столь вопиющего непотребства! А дедушка нынешнего Владетеля даже запретил продавать благородный напиток этим варварам! После его смерти про запрет благополучно забыли, но при случае не забывали возмутиться, а в порту в тавернах, где варили карнэ по южному обычаю, вешали специальный знак - перечеркнутую крестом кисточку для взбивания в пену травяного порошка.
Ирия встала и подошла к окну - внизу багряными сполохами колыхались на ветру отблески факелов. Она задернула занавесь и обернулась к Риэсте:
- Они готовятся атаковать.
Женщина кивнула:
- Да, я видела. Утром подошло подкрепление.
Ирия вздохнула - сегодня утром воевода предпринял последнюю отчаянную попытку уговорить ее покинуть обреченный дворец. Морской путь перекрыли, но можно было прокрасться в Айон по суше, а уже оттуда уплыть на Острова, или скрыться у варваров. Она снова отказалась, но приказала вывести подземным ходом своих прислужниц. Девушки рыдали, однако возражать государыне не посмели. И только Риэста отказалась уйти. Лорд Айвор представил Ирии свою тётю вскоре после злополучного сватовства. Уже было понятно, что грядет война, семье покойного графа Виастро было опасно оставаться в обреченной Ландии. Вдову Вильена с детьми Айвор переправил назад в империю, в Инванос - Эльвин обещал им защиту, но Риэста отказалась возвращаться. Она покачала головой, улыбнулась племяннику и спокойно объяснила: "Я устала бегать, Айвор. Там ничего не осталось, только воспоминания, а здесь хотя бы есть море. Холодное, неласковое, но я рада и такому".
С началом военных действий бывший посол перебрался во дворец, оставаться одной в пустом особняке было небезопасно. Айвор попросил у государыни место в свите для своей родственницы, и она была только рада, что согласилась. Риэста распространяла вокруг себя прохладное, невозмутимое спокойствие, действовавшее на перепуганных девушек-прислужниц лучше любого успокоительного отвара. Ни страха, ни обреченности, ни гнева. Словно и не стояли под стенами враги, словно не она только что потеряла все то, что им лишь предстоит потерять. Видя Риэсту, Ирия словно заглядывала в свое будущее, но странным образом это успокаивало, отгоняло на мгновение липкий холодный страх.
Айвор приходил каждый день, и самый строгий блюститель старинных обычаев не нашел бы в том ничего дурного - племянник навещает вдовую тетушку. Было теперь, правда, не до песен, он появлялся вечером, отстояв свое на стенах, наравне с рядовыми дружинниками, и от усталости чуть не падал. Но поймав ее взгляд, все равно брал в руки лютню и играл что-то освежающе легкое, словно весенний морской бриз, ворвавшийся в раскрытое окно после долгой зимы.
Они почти не разговаривали, так, обменивались парой фраз, а потом молчали, глядя друг на друга, понимая, что слова им в сущности и ни к чему. Риэста поднималась, неслышно выходила из комнаты, они оставались вдвоем. Он подвигался ближе, садился у ее ног, возле очага, и они продолжали молчать. Ее рука опускалась ему на голову, пальцы перебирали волосы. В камине догорал огонь, и они расходились, а вечером он снова приходил в ее горницу. В эти вечерние часы Ирия забывала, что под стенами дворца стоит вражеское войско, а впереди только боль и унижение, она была счастлива и благодарила судьбу за нежданный подарок, за еще один вечер, еще одну мелодию, еще один взгляд.
Сегодня вечером он опаздывал, вечерняя стража сменилась уже два часа назад, а его все не было. Ирия посмотрела на Риэсту, и вдруг сказала задумчиво, словно сама себе:
- Это все не имеет смысла. Нужно сдаться, пока они не начали штурмовать. Хватит смертей.
Риэста улыбнулась чуть заметно - слегка приподнялись кончики губ - и возразила:
- Если идешь - то нужно идти до конца. Остановишься на полдороги и лишишь всякого смысла ту часть пути, что уже пройдена. Мой брат, мой муж, мой сын - они сами выбрали свою судьбу. Я любила их, и отдала бы все, чтобы уберечь от беды. Но когда решение уже принято, менять его поздно, даже ради спасения жизни.
Ирия покачала головой:
- Люди умирают по моему приказу. Лишаются жизни ради моей чести. Разве это равноценный размен?
- И это тоже их выбор.
Спор прервал Айвор. Он вошел в комнату, поклонился Ирии и протянул ей руку: