Беринга на носилках доставили на берег. Он понимал, что земля, приютившая их, — не Камчатка. Но команде об этом не сказал: не хотел лишать измученных людей ложной надежды.
Умер он ночью 8 декабря 1741 года. Умер в песчаной яме — землянке, вырытой для него и покрытой сверху парусиной.
«Можно сказать, что еще при жизни он погребен был, — говорится в «Ежемесячных сочинениях» за 1758 г., — ибо в яме, в которой он больной лежал, песок, осыпаясь, заваливал ему ноги, коего он огребать не велел, говоря, что ему оттого тепло, а, впрочем, он согреться не мог. И так песку навалилось на него по пояс, а как он скончался, то надлежало его из песку вырывать, чтобы тело пристойным образом предать земле…»
После смерти Беринга командование принял Свен Ваксель. Оставшиеся в живых 46 человек жили на острове девять месяцев в вырытых в песке ямах, покрытых парусиной, — в «могилках», по образному выражению Стеллера. Жили трудно — голодно, холодно. Питались мясом котиков, тюленей, сивучей, ели, как писал Ваксель, «непотребную и натуре человеческой противную пищу».
По словам Софрона Хитрова, «ветры бывают на сем острове так жестоко сильные, что с великою нуждсю человеку на ногах устоять возможно. И можно сказать, что мы от декабря месяца до самого марта от тех жестоких ветров и снежной сверху и с гор пурги редко видали красной или чистой день…»
В первых числах мая из остатков «Св. Петра» стали строить новое судно. Оно было готово к началу августа. 13 августа вышли в море, дав покинутому острову имя капитана-командора Беринга. Через четыре дня увидели землю — Камчатку.
…Могила Беринга точно не известна. Много позднее Российско-Американская компания поставила на предполагаемом месте могилы, в юго-восточной части острова, деревянный крест, он был заменен впоследствии стальным. Через полтораста лет со дня смерти командора экипаж шхуны «Алеут» в ограде церкви в Никольском поставил железный крест. Он стоит и сейчас, огражденный тяжелой якорной цепью.
Рядом с бывшей церковью — теперь в ней Дом культуры — белый обелиск. Здесь установлен памятник Берингу. Бронзовый бюст командора изваян по заказу Алеутского райисполкома ленинградским скульптором А. Черницким.
В НИКОЛЬСКОМ
Поднявшись на невысокий зеленый холм, можно увидеть все Никольское: крыши, песчаные улочки, зеленые квадраты огородов. За селом — бухта, излучина реки, береговые дюны, а за ними — дали неоглядные, нескончаемая вереница плоских сопок.
Вот чего не хватает в этом широком просторе — деревьев! Или с ними нарушится своеобразие пейзажа? Нет, все-таки хотелось бы увидеть хоть синюю полоску леса вдали.
Учительница географии здешней школы даже немного обиделась, когда я сказал: «Жаль, что нет у вас деревьев». — «Как же так? Деревья есть!.. В одном распадке растет ивняк. Вот такой!» — Она вытянула руку метра на полтора над полом. — «И рябинка есть — невысокая, да зато не горькая, а кисленькая. А грибов сколько?!»
Восемь лет она прожила на острове Беринга. Любит его и хорошо знает. Много раз ходила с ребятами в походы: она ведь к тому же и председатель общества по изучению полезных ископаемых на острове…
Я долго шел берегом небольшой речушки Гаваньской. Поселка уже не видно: он там, за холмом.
Ветер. Тишина. Изредка плеснет в реке рыба.
«…Одно почти там увеселение смотреть на превысокие и нетающим снегом покрытые горы, или живучи при море слушать шуму морского волнения, и глядя на разных морских животных примечать нравы их и взаимную вражду и дружбу…»
Так написал в своей прекрасной книге о Камчатке Степан Петрович Крашенинников. Видно, и ему, человеку ломоносовской выучки, на редкость скромному, мужественному, случалось загрустить, вспомнить о доме, с которым он был в разлуке десять лет. Вот и прорвались в его вообще-то скупом на чувства научном сочинении нотки приглушенной грусти…
Наилучшее лекарство от этого — общение с людьми. Повернем-ка назад!..
С океана задувает сильный ветер. Начинается прилив. Прибрежные камни скрылись под приливной волной.
Большое стадо черно-белых коров переходит бухту возле устья реки — возвращается с болотистых лугов за дюнами. Коровы бредут по брюхо вводе, бредут спокойно, неторопливо — видно, привыкли к этому. Я нагнал стадо на окраинной улице поселка. К знакомому деревенскому теплому и доброму запаху парного молока, всегда сопутствующему стаду, примешивался острый свежий запах моря…