И поскольку транснатурально, то, конечно (ибо натурно-то было бы, по закону языка, одно), разнопространственно (двуединство!), во многих исторических «жизненных» или «живых» пространство-временах. Но — естественно. Вместе — естественноисторически.
§ 9 в. Увидев в мире X, человек не мог бы воссоздать свои основания (в смысле оснований системы мысли), и поэтому он не видит. Следовательно, «видимое» не зависит просто от наличия содержания в мире (как бы ждущего своего понимания) и от усилия чистой мысли и воли, на это содержание направленных. И, следовательно, содержание в мире принадлежит потенцированному бытию, а не просто миру «в себе». Если в связи с признанием X я не могу воспроизвести себя в качестве мыслящего о мире, то X невозможно в мире (оно, следовательно, заслонено «телом понимания» и инопространственно). И, наоборот, признание его вело бы к недопустимому уничтожению системы мысли (ср. стр. о «чувствительности» законо- подобной структуры опыта, о «видим-не видим» (§ 19) и § 153 о «сделанности» органов, о «чувствующих и понимающих, умных телах»). Нужно рассмотреть воздействия мира, поступающие вне постижимой связи, если уж от воссоздания оснований зависим… Резкое изменение топологии (нарушена связность ума с умом, ума с самим собой и ума с миром), например, в экстремумах мы начинаем воспринимать «внутреннее», не обладающее никакой постижимой связью (ср. с понятием «элементов» в древности; вообще здесь заключена какая-то тайна). И находящееся вне микроскопии аппарата отражения. То есть мы никак не присутствуем последним в колебательных движениях молекул мозга. Преобразование и, наоборот, — не преобразование. Мы не можем, в смысле знания, воспринять то, для чего нет пространства преобразований. [Сознанием, макроскопичностью (поскольку мы должны аппарат описывать) его космологического включения мы отгорожены от мириадов миров в нас; но, повторяю, космологическое включение вариативно]. Перескакивание (изменение топологии) с устойчивых уровней содержаний сознания (выбивание пространства преобразований) может все разрушить. (Пространство состояний ведь и есть пространство преобразований иn-мерных представлений). (Ср. с дискретизацией и объема мира и объема субъекта, § 23). Разорванная, провисшая нить циклического воссоздания оснований — бесконечные значения. С другой стороны, такие пространства 1) не одно-единственное, 2) могут сменяться (как Планк был прав, говоря: «Так же, как физический процесс в принципе неотделим от инструмента, посредством которого он измеряется, или от органа чувств, посредством которого он воспринимается, всякая наука в принципе неотделима от ученых, которые ее разрабатывают. И так же, как физик, экспериментально изучающий атомный процесс, меняет его течение тем сильнее, чем больше проникает в подробности, как физиолог, разлагающий живой организм на более тонкие части, повреждает или убивает его, так и философ, исследующий, до какого пункта осязаемо понятен априори смысл научной идеи, тормозит импульс науки к дальнейшему развитию». Физическое познание, то есть выявление предельных оснований и условий возможности категорически формулируется в рефлексии, которая неминуемо упирается в плодотворные, как я говорю, тавтологии как конечное, окончательное, а без них нельзя мыслить: убери их — и хаос, на два порядка ниже). И что, если такая связность, что не будет нашей причинности? Но этот компот мы уже имеем в свойствах целостных проявлений сознательной жизни с ее особой, сложной (и изменяющей) топологией. То есть когда хотим описать нечто, являющееся и моделями понимания (законоподобной структурой опыта) и модулями преобразований («малыми мирами», как, например, канон, золотое сечение, музыкальный инструмент пифагорейцев, производящий только истинные гармонии, пифагорейские же числа и тому подобные) = артефакты (платоновские «души», мои монады или, что то же самое, наши с Сашей [А. М. Пятигорским. — Ред.] структуры сознания в их вещественно-символической части). Самое интересное — это модуль, как он выражен, например, геометрией твердого тела, каноном, золотым сечением, идеальным инструментом и тому подобным.
Мы всегда объективированно рассуждаем об объектах наблюдаемых в оведении выражений мысли, сознании и тому подобном (то есть в нас встроено сидение на двух стульях, мы не можем избавиться от нахождения одновременно в двух мирах — в мире объективированно видимых нами объектов и в мире говоримого чужим сознанием о них, мы никогда последнее не берем прямо), и поэтому в левой части схемы мы говорим, что это — так, в смысле наблюдения извне физических последовательностей явлений. Независимая операция выбора внешних чужому сознанию объектов как его объектов. Всегда наблюдаем независимыми внешними средствами (то есть внешнее задается в независимом виде, известном помимо внутреннего каким-то образом). И, как это ни парадоксально, именно тогда мы не имеем никакого объективного взгляда на сознательные выражения как объект, имеющий историю. При универсальной (а на деле, частной) временной последовательности, «до» и «после» разделены одной и той же точкой фиксированного «настоящего момента» (при наблюдении извне) или пересечения, и все выстраивается в одну линию одного измерения. Но на деле «после» совсем другое (да и «до» тоже, и нет однозначной распределенности последовательности течения от прошлого через настоящее в будущее). И «точка» скрывает пазуху, полость интервала, где помещен научный предмет, начинающий совсем другие цепи и последовательности (научный предмет пространствен и времен, то есть и наша мысль, которая его часть, элемент, и не чистым умом мы познаем). Помещено эмпирическое тело (базовый слой, сторона научного предмета). Прежде всего, не просто это так (на схеме), а нужно, чтобы всегда было понято, известно, схвачено, что «это так». Парменид: «то, что есть, тождественно с мыслью, его узнающей…» То есть это так и «это так» — разные вещи. Дискретное вырывание из физической цепи (логический индивид — лишь на уровне интерпретации и рефлексии, то есть повторения эквивалентом). Акт интерпретации вынимает из физической цепи и ставит в другое, логическое пространство, где свои последовательности и цепи. И может ничего общего не иметь с последовательностью (ячеечной, линейной) принимаемых восприятии единичных объектов и мыслей о них, о которых мы судим в своей, предполагаемой универсальной последовательности. Активные внутренние преобразования, меняющие события и что-то определяющие в структуре законов (то есть физическое содержание уравнений в смысле различного распределения реальных и мнимых смыслов и выбора начальных и краевых условий). Не догадавшись о преобразованиях [и не поняв, что научный предмет составляет с человеком и его живыми состояниями единое (и сложное для анализа) структурное целое, где эти преобразования имеют воспроизводящуюся и повторяющуюся инвариантную меру порядка (но это не преданная группе мера, а возникающая в самом процессе преобразований, вместе с ним), модулирующую и генерирующую бесконечно (в смысле актуалгенеза), с картинами, атомами, скрытой памятью, резонансом (поскольку резонируем в структурах) и так далее], марсианин, например, ничего не поймет в видимых, наблюдаемых поведенческих проявлениях, на деле натурально необъяснимых, естественным воздействием не порождаемых. То есть поскольку монад он не увидит. В качестве знающих X, они — часть (необратимо) мира, в котором имеет место X, и это имеет наблюдаемые следствия, которые для стороннего вселенского наблюдателя были бы поведением (а не знанием и его проявлениями) и которые в то же время природой в физическом смысле не производились бы, то есть не укладывались бы в физические законы поведения мира (например, если бы марсианин мог бы непосредственно снимать показания приборов или получать фотоснимки фантазмов и галлюцинаций в наших органах чувств), представляя неустранимый и несводимый «исторический элемент». И как бы он, зная физические законы, специфицировал начальные условия? (К тому же, эксперимент ведь всегда земное!) Так что, нечто о мире в самом мире (мышление как часть реальности и, следовательно, вне каждого из нас), и настоящая натуральная философия должна уметь брать познания в таком разрезе, то есть фактически составляя континуум и из бытия и из сознания, а не раздельно, где сразу возникал бы вопрос об истине как соответствии отделенному и созерцательно внеположному. Ср. § 39. Для такой философии принцип свободного действия как особой формы активности или генеративных свойств сознательно-деятельных, чувствующих и наблюдающих систем четко выделен (как и принцип самой жизни в биологии, принцип инерции — в изучении мертвой природы и тому подобное) и должен с самого начала приниматься в качестве далее несводимого постулата, с самого начала устанавливающего строй мысли для исследования и понимания конкретных проявлений жизни такого рода систем. Но физическое должно браться лишь так, как оно является частью тела монады, то есть вместе и через генери