Действие этих связей, смен их новыми, точно так же в предметной деятельности коренящимися, и есть внутренняя история (или историчность, временность) истины, образует временную глубину, складку и полость конечной протяженности вечной истины (с операционно-релятивистской точки зрения), образует мои «разнопространственные мешочки», «многие глубины», к которым нет единого (и непрерывного) доступа. Центр тяжести истории, исторических изменений и перестроек лежит, вопреки видимости, не в эмпирическом потоке (который вообще истину не может порождать и в котором последнюю укоренить невозможно), а в этих объективациях, идеализациях, предметно произведенных допущениях (встроенных в сам объект, знание о котором мы хотим получить), посылках, онтологических схемах и тому подобное — короче, в том, что можно назвать онтологической, метафизической и экзистенциальной ситуацией проявления свойств и отношений, характеризующих полагаемую в мире физическую сущность. Или «машиной времени», научным предметом (имеющим свой материальный модус существования, отличный как от жизни, так и от мертвой природы), в котором или которым мыслятся эти конкретные свойства, признаки, процессы [следовательно, это не абсолютные качества и свойства предметов действительности и не заданные интеллигибельные их «сущности», подвешенные в небесной тверди (интеллигибельность вообще есть подвижное свойство с существенной временной характеристикой); мы не можем познание и сознание анализировать в терминах абсолютных, в себе существующих качеств и свойств предметов этого познания и сознания][9]. Именно эта ситуация или «машина» обобществляется, исторически передается и так далее внутри самого познания, и возможность как-то воспроизводить эту объективную ситуацию является необходимым условием любого последующего («обращенного») изучения предмета как целенаправленного действия и образует связность его различных актов, разновременно совершаемых индивидами. Нужны термины топологии событий знания и процессов. И, следовательно, мыслим в терминах «историй», а не предметов-носителей свойств (как показал Д'Эспанья, будут, например, не все свойства). (Только в воспроизводстве всегда будут необратимые, ненамеренные и непредвидимые завязки следствий изменений, новые физические реализации сознания, из-за которых из мира будут поступать возмущения, и эти возмущения суть смешанные явления, содержащие в себе оестествленную психику и потому потенциально говорящие, сообщающие, обратные из сферы или ноосферы). Следовательно, под «исторической связью» мы не имеем в виду влияние, воздействие, передачу, обучение и тому подобное.
Таким образом, под историей внешней, видимой кумуляции знания, расширением и усложнением или, наоборот, упрощением и обобщением пространства 3-х прилеганий (где мы будем иметь дело со всеми парадоксами и неувязками кумулятивистского, линейно прогрессистского взгляда) лежит внутренняя, невидимая история указанных связностей, история их существования и смены, их временности (Ср. § 8). Это и есть материал и предмет номер один историко-научной реконструкции.
Ясно, что сами характеристики истины (ее вечность и вневременность, тождественность, всеобщность, «никем не созданность» и пребывание независимо от того, мыслит ли ее кто или нет) должны браться и рассматриваться как часть, сторона более широкого целого и движения — развития исторического целого проблемных полей, ситуаций видения и предметных «миров», прорастания и генеративного (с воспроизводством) укоренения основных условий и задач мыслительного действия, его творческой структуры (как свободного действия), не существующей помимо, до и вне того, какие объективации в предметах действительности произведены, какие в них созданы онтологизированные (и обобществляемые) условия и схемы приложения интеллектуального труда, какое проблемное поле этими последними открыто (или же закрыто), какие состояния и правила разрешимости (соответствия) генерируются, какое «тело» расширенной чувственности выстраиваться и так далее[10]. Ими задачи, правила и критерии индуцируются (следовательно, они вовсе не одни и те же, не существуют сами по себе, не имеют в виду одно и то же незнание, чаще относясь к знанию вообще другого рода, короче, — время сообщения и передачи, кумуляции и синтеза неоднородно)[11]. Так же как не существует никаких целей и задач познания до и независимо от характера и типа опредмечивания его общественно-человеческих форм (то есть фактически — указанных «машин времени»), которыми сами эти цели и задачи исторически порождаются, «индуцируются», так не существует и «естественного», логически правильного, само тождественного в пространстве и времени устройства ума в мыслящих субъектах, к единообразному и универсальному упражнению которого можно было бы сводить происхождение наблюдаемых готовых мысленных продуктов и их логические и гносеологические свойства. «Логический», познающий человек, то есть индивид, познающий в наличных всеобщих формах, есть лишь то, чем или каким он сам себя сделал культурно- исторически. У него нет никакой другой сущности, кроме той, которая представляет собой совокупность имеющихся на данный момент кумуляции и кристаллизации общественно-человеческих сил и достижений, развернутую и укорененную «машину времени», нет ничего, кроме содержательной логики, артикулированной в космосе и культуре как реальный, «материальный» (а не просто в голове индивида или в идеальном мире, в пространстве реализуемых индивидом связей дедуктивного построения и выведения наличный) аппарат мысли (которым мы и познаем, а не головой), как историческая система производства. А она меняется с созданием новой предметности (то есть с предметным выполнением различительной способности знания или, что то же самое, с пространственно-временным ее воплощением, участвующим в то же время в бесконечном), образуя временную последовательность и процесс развития в постижении истины. Ясно, что термин «истина» здесь не означает некую истину в себе, к которой по асимптоте приближались бы наши знания, как не означает он и предупорядоченного мира — эти термины должны быть устранены (не вообще, конечно, а из анализа процессов развития и превращения).