В этом же 1716 году Черкасский заложил три крепости на восточном берегу Каспийского моря. Главная из них находилась вблизи устья Узбоя. После этого капитан отправил посольство в Хиву, а сам с частью своих войск вернулся в Астрахань посуху. Уже только это путешествие достойно памятника. В Астрахани он сразу стал готовить завершающий поход. И решительность Черкасского не поколебал калмыцкий хан Аюк, который говорил, что на маршруте для лошадей нет ни воды, ни сена. Наплевал капитан и на то, что вернувшиеся из Хивы его послы сообщили, что хан не думает даже о переходе в Российское подданство. Не хочет — захочет.Более благоразумный Кожин известил Сенат, что сухое русло не исследовано и, вероятно, руслом вовсе не является, а войско под командой Бековича (Черкасского) обречено на гибель. Ответа из Сената Кожин не дождался, выступать в поход с самоубийцей отказался и отказался.
Летом 1717 года Черкасский повел вдоль восточного побережья Каспийского моря, степью три тысячи человек: эскадрон шведских драгун на русской службе, две роты солдат, посаженных на коней, а так же артиллеристов, добровольцев из дворян, мурз и ногайских татар и две тысячи яицких и гребенских казаков. С отрядом шли караваны купцов, рассчитывавших на охрану военных в опасной степи.
Чего бы не пойти ранней весной, когда в степи хоть трава есть зелёная, но пошли в самую жару.
Самое невероятное, что почти без потерь по июльской жаре экспедиционный корпус этот совершил сверхтяжелый переход в 1350 верст и достиг урочища Карагач, около которого по плану, составленному для экспедиции Петром I, Александру Черкасскому велено построить крепость.
Не заладилось с крепостью. Только начали укреплять лагерь, как к нему подошло войско хивинцев. Целая конная армия в двадцать с лишним тысяч всадников. Может и преувеличили.
Все атаки хивинцев были отражены огнем. Всё же против нескольких тысяч ружей, всадник вооружённый копьём и саблей не противник. А вот против мирных предложений хана Ширгазы капитан гвардии не устоял. Мир был заключен и русский отряд в окружении хивинских войск пошёл к столице ханства.Дальше по приказу Черкасского отряд был разделен на части. Хивинцы объяснили, что это для облегчения их расположения на постой. Логично. Как такую массу войск расположить в одном месте? Потом всё понятно — последовало внезапное нападение, закончившееся гибелью большинства солдат и казаков. Самого капитана Черкасского и его офицеров изрубили саблями перед шатром хана Ширгазы. Хивинское духовенство отговорило хана от массовых казней русских, но оставшиеся в живых пленные были проданы на невольничьих рынках Хивы. Многие из них и сейчас остаются в рабстве на чужбине.
На этом история по повороту рек не закончилась. Всё пошло под откос. После получения сообщения о гибели основного войска, оставленные Черкасским на побережье гарнизоны были срочно эвакуированы в Астрахань.
Хан Ширгазы понимая, что разгром отряда Черкасского надо каким-то образом загладить, через пару лет в 1720 году он отправил к царю своего посла Вейс-Магомета с подарками — лошадью и обезьяной. С ним же и письмо было, в котором хан обвинял в случившемся самого Черкасского: дескать, оный офицер оскорбил хана «противными и бесчинными словами» и первым открыл стрельбу по его подданным. Прибыв в Петербург, посол заявил Петру, что у его повелителя находится две тысячи русских пленных. Хан, возможно, хотел что-то выторговать за их жизни. Азия, как без торговли? Но Пётр был разгневан не по-детски. Вместо переговоров хивинцы в марте 1721 года были отправлены в Петропавловскую крепость, где Вейс-Магомет через несколько дней умер от пыток. Остальные члены его миссии отправились на каторгу в Рогервик.
И только одного из посольства Вейс-Магомет отпустили с грамотой канцлера Головкина о немедленном отпуске всех пленных. Она была не слишком любезной, и хан тогда на «поносное» писание ответа не прислал. Хан тоже разгневался. Понятно, он царю обезьяну, а тот его хулит поносно. Свидетелем ханского гнева оказался вышедший в январе 1722 года «из полону» яицкий казак Василий Иванов. Будучи взят в плен при разгроме отряда Черкасского, он вместе со своим хозяином Ярмет-аталыком, как раз был во дворце и видел, как Ширгазы «топтал обои письмы ногами и отдал играть малым ребятам». Попавшему в рабство Иванову удалось бежать с калмыцкими купцами. Тоже натерпелся, на пути на их караван напали каракалпаки, караван разгромили, людей порубили. И только одному казаку удалось добраться до российской границы. Из Астрахани в Санкт-Петербург он добирался год почти, слёг от холеры или дизентерии в Москве. Тут за ним ухаживала вдова, к ней он и вернулся после доклада Головкину и Петру.