Все мастера Москвы и Подмосковья, хоть как-то связанные с обработкой кожи и шитьём из неё разных прибамбасов, в том числе и конской упряжи, неделю были задействованы на изготовление этих бронежилетов. Ничего нового тут Брехт не изобрёл, подобный доспех был ещё у монгольских воинов, да и у русских дружинников ещё сотни и сотни лет назад. Почему от них ушли не понятно? Пуля пробивает? Так не факт, ну если с близкого расстояния, зато сабля точно не возьмёт. А в ближайшее время русской армии придётся воевать с противником очень хреновенько огнестрелом вооружённым. У крымчаков почти нет, у турок не многим лучше, и они слабенькие, порох не тот. Селитра не та. Она калиевая, а не натриевая, так как выщелачивается золой. Чилийской селитры ещё нет. И зернистость пороха у турок хреновая. Поляки? Там армий не будет, придётся воевать в основном с бандами шляхты. У тех будет в основном холодное оружие. Две тысячи французов, что пришлёт Людовик XV — зять Лещинского. Ну, если их всех побили или взяли в плен в Реальной истории, то в этот раз и подавно, перестреляют просто с дальних дистанций их штуцеров.
В Реале, кстати, интересный был факт с этими пленными французами. Офицеров, а значит дворян, доставили в Питер и там Анна Иоанновна дала для них бал и, снабдив деньгами на дорогу, отпустила домой. Ну, уж хрен. Столько вреда Франция принесёт за следующие полтора века России, что даже англичане от зависти дохнут. В этот раз бал тоже будет. Петля на шею и танцуй джигу, а потом головы, отрубленные, домой в бочках с французским вином отправить. И надпись на каждой по-лягушачьи: «Кто к нам с вином придёт от вина и погибнет». А, тьфу, с мечом.
Событие двадцать седьмое
— Вот такой я дурак.
— Нет, вы добрый.
— Не вижу противоречия.
Первого августа 1730 года произошло сразу несколько положительных событий. Словно кто подгадал, чтобы Ивана Яковлевича порадовать. Утром на докладе Государыне Семён Салтыков доложил, что из Берёзова, посланное туда капральство, вернулось и привезло с собой Александра и Александру Меншиковых. Они живы только худющие и в обносках все.
Анхен на Бирона глянула вопросительно, твоя, мол, затея, чего дальше?
А чего? В Реале сейчас как-то через Остермана и Государыню сынок Александр должен начать судиться с европейскими банкирами, которые деньги батяньки зажили. Долго спор длился, потом всё же большую часть отдали. Это Брехт слышал от внука или правнука этого Александра в 1805 должно быть году. Светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков, молодой человек лет двадцати, приехал из Дрездена в Россию и был принят на службу коллежским юнкером в Коллегию иностранных дел. Брехт с ним на балу встретился, Дарьюшка Бенкендорф их познакомила, Иван Яковлевич тогда пристал к будущему участнику обороны Крыма и даже руководителю этой обороны, типа не хочешь ли, юноша, пойти в мой дербентский полк послужить — опыта понабраться. Но был вежливо послан. Фуршетов тогда ещё не придумали и за ужином Брехт оказался за столом на соседнем месте с князем. Разговорились, Брехт вспомнил про Берёзов и сосед рассказал, что дед, все же, наверное, его, долго из европейских банков наследство выбивал. Выбил, но почти всё было забрано Анной в казну, а в компенсацию Александру Александровичу дали чин капитана гвардии. А ведь изъяли у «Алексашки» множество дворцов и даже семь городов. В каком полку Иван Яковлевич уже не помнил. Да, и нет разницы. А сестра тоже Александра вышла замуж за Гюстава или Густава Бирона, младшего из братьев. И там была любовь с печальным финалом. При этом, как рассказывала Дарьюшка, при виде мёртвой жены боевой офицер Бирон, на то время, кажется, подполковник, то есть, командир Измайловского полка, упал в обморок и в церкви снова, так что хоронили Александру без мужа. Верилось тогда Брехту в это с трудом. Сейчас он гораздо лучше знал Густава Бирона и веры словам графини стало ещё меньше. Почти двухметровая орясина со зверской рожей. От его вида можно в обморок упасть какой девице, а вот наоборот.
Хотя… Любовь. Ну повитухами занимаются Блюментросты. Хрен им в раю, не попадёт туда так скоро ни жена, ни сын Густава.
— Давай, сердце моё, мы Александра этого ко мне в Георгиевский пол подпоручиком запишем. Натерпелся парнишка. И мать умерла, и отец, и сестра старшая. Ему сейчас дисциплина нужна, чтобы не расклеился. А дивчину в статс дамы возьми или фрейлины. Да и одеть их нужно на первое время. А потом поручить Андрею Ивановичу, — Брехт кивнул на Остермана, — всё до копейки с процентами выдавить из европейских банков. И вы там не церемоньтесь, Андрей Иванович. Скажите на переговорах, что люди смертны, здания горят, а дома взрываются с каретами. Это бог мстит тем, кто на деньги сирот покусился. Именно в этих же словах и скажите, а ещё возьмите на переговоры какого канцеляриста у господина Ушакова. Пусть он расскажет банкирам этим, что такое дыба. Бывает едет человек в карете, и тут к нему молодчики заскакивают и тюк деревянной дубинкой по черепушке, и отвар маковый в ротик. А проснётся банкир на дыбе уже, и руки из суставов выворачиваются, больно, наверное. Но мы же не звери, мы просто возьмём сиротские деньги с процентами и подарками от банка. Хорошими подарками. Жеребцами огромными и разойдёмся миром. Цивилизованные же люди. Они. Мы-то дикие варвары — московиты.