Скуля на малых оборотах турбинами, по бетону летного поля в их сторону направлялся «Гольфстрим-V» с большими серебряными буквами «МТК» на фюзеляже. Еще на ходу из него выдвинулся трап, и облаченная в форму стюардесса раскатила по его ступеням красную ковровую дорожку.
Ученые взирали на необычную процедуру. Первым опомнился Крис Хьюджес.
– Это не розыгрыш, – сказал он. – Действительно, на трапе самый настоящий красный ковер.
– Ну, пойдемте, – прервал его Марек и, забросив тощий рюкзак на плечо, зашагал к самолету.
Марек отказался отвечать на расспросы аспирантов, ссылаясь на то, что сам почти ничего не знает. Он лишь сообщил о результатах углеродистого датирования. Сказал, что не в состоянии объяснить их Сказал, что МТК просит их приехать, чтобы оказать помощь Профессору, и что все это крайне срочно. Больше он ничего не сказал. И при этом обратил внимание на то, что Стерн тоже хранил молчание.
Внутри самолет был отделан в серебристо-серых тонах. Стюардесса спросила, что они хотели бы выпить. Мужчина с жестким взглядом и коротко остриженными седыми волосами, шагнувший из салона им навстречу, выглядел чужеродно в этой обстановке роскоши. Он был одет в обычный деловой костюм, но, пока он пожимал руки каждому из прибывших, Марек безошибочно разглядел у него военную выправку.
– Меня зовут Гордон, – представился он, – вице-президент МТК. Добро пожаловать на борт. Полетное время до Нью-Мексико – девять часов сорок минут. А сейчас будет лучше всего, если вы сядете в кресла и пристегнете ремни.
Опускаясь в кресла с высокими спинками, новые пассажиры уже почувствовали, что лайнер, набирая скорость, мчится по взлетно-посадочной полосе. Еще через несколько секунд двигатели взревели, и Марек, выглянув в иллюминатор, увидел, как живописная французская земля стремительно уходит вниз.
«Могло быть и хуже», – думал Гордон, сидя в хвостовой части салона самолета и рассматривая группу. Вне всякого сомнения, это были настоящие ученые. Они казались изрядно озадаченными. И у них не было заметно никакой координации, не ощущалось никакого чувства команды.
Но, с другой стороны, все они, похоже, были в приличной физической форме, особенно этот иностранец, Марек. Он казался достаточно сильным. И женщина тоже была неплоха. Крепкие, мускулистые руки, закостеневшие мозоли на ладонях. Уверенно держится. «Видимо, эта работяга сумеет многое выдержать, – подумал он. – Но красивый мальчишка окажется бесполезным». Гордон вздохнул, заметив, как Крис Хьюджес посмотрел в иллюминатор, полюбовался собственным отражением в стекле и пригладил волосы рукой.
И еще Гордон не мог ничего решить насчет четвертого мальчишки, который выглядел более туповатым, чем остальные. Он, судя по всему, проводил все время на открытом воздухе: его одежда выгорела на солнце, а стекла очков были исцарапаны. Но Гордон вспомнил, что это техник. Знает все о приборах и ничего – об окружающем его мире. Было трудно судить, как он себя поведет, если ситуация осложнится.
Тут силач, Марек, обратился к нему:
– Вы не собираетесь рассказать нам, что происходит?
– Я думаю, что вы уже все знаете, мистер Марек, – отозвался Гордон. – Разве я не прав?
– У меня имеется клочок шестисотлетнего пергамента с письмом Профессора. Написанном чернилами шестисотлетней давности.
– Да. Именно так.
Марек потряс головой, словно отгоняя видение.
– Но я боюсь поверить в это.
– Что касается пергамента, – сказал Гордон, – это просто технологический факт. Вполне реальный. Это можно осуществить. – Он поднялся со своего места и прошел по салону, чтобы сесть рядом с группой.
– Вы имеете в виду путешествие во времени? – уточнил Марек.
– Нет, – ответил Гордон. – Я говорю вовсе не о путешествии во времени. Путешествие во времени невозможно. Это известно всем.
– Сама концепция путешествия во времени не имеет смысла, так как время не течет. На самом деле представление о том, что время проходит – лишь особенность восприятия человеческой нервной системой событий и явлений. В действительности время не проходит – проходим мы. Само время инвариантно Оно просто есть. Поэтому прошлое и будущее не являются различными местами, как, например, Нью-Йорк и Париж. И так как прошлое не является местом, вы не можете попасть туда.
Историки хранили молчание. Они лишь смотрели на него.
– Важно составить себе ясное представление об этом, – продолжал Гордон. – Технология МТК не имеет никакого отношения к путешествию во времени, по крайней мере, впрямую. То, что мы развиваем, – это разновидность путешествия космического. Говоря точнее, мы используем квантовую технологию для манипуляции ортогональным изменением координат мультимира.
Они все так же безучастно смотрели на него.
– Это означает, – сказал Гордон, – что мы осуществляем перемещение в другое место многомерной вселенной.
– И что такое мультимир? – спросила Кейт.
– Мультимир – это мир, определяемый квантовой механикой. Это означает, что…
– Квантовая механика? – переспросил Крис. – А что такое квантовая механика?
Гордон замялся.
– Это не так уж просто объяснить, – ответил он наконец. – Но, поскольку вы историки, я попробую воспользоваться историческим подходом.
– Сто лет назад, – начал Гордон, – физики поняли, что энергия – подобно свету, или магнетизму, или электричеству – имеет форму непрерывных волн. Мы постоянно говорим о радиоволнах и световых волнах. Вообще, представление о том, что все формы энергии обладают такой волновой природой, явилось одним из крупнейших достижений физики девятнадцатого века.
Но существовала одна небольшая проблема, – продолжал он. – Оказалось, что, если осветить металлическую пластину, возникает электрический ток. Физик Макс Планк изучал отношение между количеством света, падающего на пластину, и количеством произведенного электричества и пришел к выводу, что энергия не является непрерывной волной. Напротив, было похоже, что энергия состоит из отдельных частиц, которые он назвал квантами. Открытие того, что энергия существует в виде квантов, и явилось началом квантовой физики.