– И они его не сбили автомобилем?
– Судя по всему, нет. Но очень странно – они сказали, что нашли его на дороге к северу от Корасон-каньона. Но там нет ничего на целых десять миль в округе.
– Неужели?
– Джо, у этого парня нет никаких признаков долгого пребывания на солнце. Ни обезвоживания, ни кетонизации. Он даже не загорел.
– Вы думаете, что кто-то попытался убрать его? Дедушка ему надоел, и он уволок его подальше от людей?
– Да. Именно это я и подозреваю.
– А как насчет его пальцев?
– Я не знаю, – призналась она. – У него какая-то проблема с кровообращением. Кончики пальцев у него холодные и потемнели до фиолетового цвета; по виду можно даже опасаться гангрены. Но независимо оттого, что это такое, пока он находится в больнице, его состояние стало хуже.
– Он диабетик?
– Нет.
– Болезнь Рейно?
– Нет.
Ньето склонился над кроватью и всмотрелся в пальцы.
– Затронуты только первые фаланги. Все нарушения периферические.
– Да, – согласилась она. – Если бы его обнаружили не летом в жаркой пустыне, то я сказала бы, что это обморожение.
– Бев, вы проверили его на присутствие тяжелых металлов? Это могло быть отравление тяжелыми металлами. Кадмием или мышьяком. Этим можно было бы объяснить состояние пальцев, а также и слабоумие.
– Я взяла пробы. Но анализ на тяжелые металлы делают только в Альбукерке. Ответ поступит не раньше чем через семьдесят два часа.
– У него был какой-нибудь документ, медицинская карточка, хоть что-нибудь?
– Ничего. Мы передали приметы в полицию, отправили факс с отпечатками пальцев в Вашингтон на проверку по базе данных, но на поиски может потребоваться неделя.
Ньето кивнул.
– А что он говорил, когда находился в возбуждении, что-то бормотал?
– Какие-то рифмованные фразы, в общем-то, одни и те же. Что-то насчет Гордона и Стэнли. А потом он добавлял: «Квазителефон выгнал меня вон».
– Квази? Разве это не латынь?
Она пожала плечами.
– Я уже давно не бывала в церкви.
– Мне кажется, что «квази» – это слово из латинского языка, – пояснил Ньето.
Тут они услышали негромкий голос:
– Простите, пожалуйста. – Это был очкастый мальчик, сидевший в обществе матери на кровати в другом конце палаты.
– Кевин, хирург еще не освободился, – сказала Беверли. – Как только он придет, мы наложим на твою руку гипс.
– Он не говорил «квазителефон», – сообщил мальчик. – Он говорил «квантовый фон».
– Что?
– Квантовый фон. Он говорил: «Квантовый фон».
Они подошли к ребенку. У Ньето был удивленный вид.
– Но что же такое этот «квантовый фон»?
Мальчик смотрел на них честными глазами из-под очков.
– Вообще-то, надо говорить не «квантовый фон», а «квантовая пена». В мельчайших субатомных измерениях структура пространства-времени имеет иррегулярный характер. Оно не гладкое, а скорее пузырящееся и пенистое. Ну и потому, что все это происходит уже на квантовом уровне, это называют «квантовой пеной».
– Сколько тебе лет? – спросил Ньето.
– Одиннадцать.
– Он много читает, – сообщила его мать. – Отец у него работает в Лос-Аламосе.
Ньето кивнул.
– И что является частицей этой квантовой пены, Кевин?
– У нее нет частиц, – сказал мальчик. – Это в точности то же самое, что и вселенная, только на субатомном уровне.
– Но с какой стати этот старик рассуждал о таких вещах?
– Потому что он известный физик, – объявил вошедший в палату Уонека. Он заглянул в листок бумаги, который держал в руке. – Только что пришло сообщение по спецсвязи: Джозеф А. Трауб, семидесяти одного года, физик-материаловед. Специалист по сверхпроводимости металлов. Сообщение об исчезновении передано с его места работы, из Исследовательского центра МТК в Блэк-Рок, сегодня сразу после полудня.
– Блэк-Рок? Это же около Сандии. Этот город находится в нескольких часах пути, в центре Нью-Мексико, совсем рядом с Альбукерке. Какого черта этот старик делал в Корасон-каньоне на границе с Аризоной?
– Я не знаю, – сказала Беверли. – Но он…
Загудел сигнал тревоги кардиомонитора.
Все произошло настолько стремительно, что Джимми Уонека не успел ничего толком сообразить Старик поднял голову с подушки, посмотрел на них диким взглядом, а потом его вырвало кровью. Кислородная маска сразу стала ярко-красной; кровь хлынула из-под маски, струйками побежала по его щекам и подбородку, обрызгивая подушку, стену. Больной издал булькающий звук: он буквально тонул в своей собственной крови.
Беверли уже опрометью неслась через палату. Уонека бежал следом.
– Поверните голову! – приказал Ньето, подбегая к кровати. – Поверните!
Беверли отбросила кислородную маску и попыталась повернуть голову старика, но тот отбивался; глаза у него были невероятно широко раскрыты в испуге, а в горле все так же булькало. Уонека протиснулся мимо врача, схватил старика за голову обеими руками и с силой нажал, заставив его всем телом повернуться на бок. Человека снова вырвало; кровь обильно обрызгала все приборы и самого Уонеку.
– Отсос! – крикнула Беверли, указывая на трубку, висящую на стене.
Уонека попытался удержать старика и дотянуться до трубки, но пол был скользким от крови. Он поскользнулся и ухватился за кровать, чтобы удержаться на ногах.
– Ну, давайте! – крикнула Цоси. – Я без вас не справлюсь! Отсос! – Она стояла на коленях и, засунув пальцы в рот больному, оттягивала его язык. Уонека вскочил на ноги и увидел, как Ньето протягивает ему трубку отсоса. Он схватил ее, скользкими от крови пальцами, а Ньето принялся крутить вентиль на стене. Беверли начала отсасывать неопреновым зондом кровь изо рта и носа больного. Трубка сразу покраснела. Человек задыхался, кашлял и слабел прямо на глазах.
– Мне это не нравится, – сказала Беверли, – лучше мы…
Сигнал тревоги кардиомонитора изменился; он сделался высоким и непрерывным. Остановка сердца.