Эндерсон настолько свыкся с подобными подковырками, что почти не обращал на них внимания. Он усмехнулся без особой радости и ответил:
— Бессмысленно что-либо обещать. Все еще может рухнуть, и мы не придем никуда.
Дэвис по привычке проверил каблуком сапога, хорошо ли накачаны шины. Покрышки были совсем новые, с необычными зигзагообразными фигурами, каких он в жизни никогда не видывал.
— Как бы то ни было, мы надеемся, что вы все расскажете. В противном случае мы дождемся безлунной ночи и нагрянем в вашу лабораторию. А там уж сами докопаемся, над чем вы там колдуете.
— Если сумеете разобраться в нашем хаосе, — рассмеялся Эндерсон, — значит вы попросту гений. Полагаю, что и впрямь все пройдет хорошо, и тогда завтра вечером устроим маленькое пиршество.
— Когда вас ожидать, шеф? — спросил Дэвис.
— Около четырех часов.
— Хорошо. Будем ждать. Ни пуха ни пера.
Автомобиль скрылся в облаке пыли.
Бартон манипулировал пневматическим молотком в самом конце траншеи, которая простиралась более чем на сто ярдов от рва. Дэвис занимался окончательной расчисткой только что открытых следов. Отпечатки лап чудовища были все так же редки и глубоки. Вот грозный зверь резко свернул в сторону, вот прибавил ходу, вот начал прыгать наподобие гигантского кенгуру. Бартон попытался мысленно представить такую картину: тысячекилограммовая живая махина, приближающаяся со скоростью экспресса. Если предположения их и в самом деле оправдываются, они смогут полюбоваться подобным зрелищем.
К концу дня они установили рекорд скорости на прорытии траншеи. Грунт стал мягче; Бартон продвигался вперед настолько быстро, что далеко обогнал Дэвиса. Поглощенные работой, они забыли обо всем на свете, и лишь ощущение голода вернуло их к действительности. Дэвис первым заметил, что уже вечереет, и подошел к другу.
— Уже половина пятого, — сказал он, когда шум молотка стих, — а шеф запаздывает. Неужели он забыл про нас и поехал прямо на ужин? Тогда ему нет прощения.
— Подождем еще полчаса, — сказал Бартон. — Думаю, что-то его задержало. Ну, например, перегорели предохранители. Да мало ли что могло случиться…
Но Дэвис не успокоился.
— Черт возьми, опять тащиться в лагерь? Взберусь-ка я на холм да погляжу, не покажется ли наш профессор.
Бартон вновь погрузил содрогающийся молоток в мягкий песчаник. Дэвис полез на низкий холм, венчавший древний берег давно уже мертвой реки. Отсюда вся долина виднелась как на ладони. Башни-близнецы резко выделялись на фоне однообразного пейзажа. Ни единое облачко дыма не указывало на движущийся где-либо автомобиль: должно быть, профессор Фаулер все еще был в лаборатории Эндерсона — Барнса.
Дэвис присвистнул от негодования. Плестись две мили после такого утомительного дня да к тому же опоздать к ужину! Он решил, что ждать больше бессмысленно, и уже начал спускаться по склону, когда внезапно что-то привлекло его внимание, и он снова оглядел долину.
Над двумя башнями — единственно видимой отсюда частью лаборатории — плавало марево. Он понимал, что за день башни могли нагреться под солнцем. Нагреться, но не раскалиться докрасна! Когда он вгляделся, то, к своему удивлению, обнаружил, что марево имело форму полушария с диаметром около четверти мили!
Неожиданно оно вспыхнуло, как бы осветилось изнутри странным светом. Ни ослепительного сияния, ни пламени — просто фосфорическая тень прошла по небу и мгновенно все расплавила. Марево исчезло, а заодно исчезли и две высокие башни.
Дэвис почувствовал, как ноги у него сами собой подкосились. Он рухнул на землю и открыл рот в ожидании взрывной волны.
Звук от взрыва не был особенно сильным: только продолжительный глухой гул пронесся и замер в спокойном воздухе. В замутненное сознание Дэвиса лишь теперь просочилась мысль, что пневматический молоток перестал грохотать, — значит, не таким уж тихим был взрыв, если Бартон его услышал.
Полная тишина. Ничто не двигалось в раскаленной солнцем долине. Дэвис дождался, покуда силы вернутся к нему, и, пошатываясь, спустился с холма.
Бартон, закрыв лицо руками, сидел на дне траншеи. Когда Дэвис приблизился, он поднял голову. Дэвиса испугало выражение его глаз.
— Значит, и ты слышал? — спросил Дэвис. — Мне кажется, вся лаборатория взлетела на воздух. Идем, медлить нельзя.
— А что я должен был услышать? — тупо спросил Бартон.
Дэвис изумленно поглядел на приятеля. И лишь теперь догадался, что Бартон и не мог ничего слышать: грохот пневматического молотка заглушал все посторонние звуки. Ощущение катастрофы нарастало с каждой секундой; он чувствовал себя героем древнегреческой трагедии, беспомощным пред неумолимой судьбой.
Бартон поднялся на ноги. Лицо его было искажено, и Дэвис понял, что тот на грани истерики. Но когда Бартон заговорил, голос его прозвучал удивительно спокойно.
— Какие же мы были идиоты! — сказал он. — Доказывали Эндерсону, что он строит машину, способную видеть прошлое. Представляю, как он над нами потешался.
Дэвис машинально приблизился к краю траншеи и глядел на только что отрытый участок окаменелой почвы, куда впервые за пятьдесят миллионов лет падали теперь солнечные лучи. Он не особенно удивился, когда заметил навеки врубленные в глину отпечатки автомобильных шин — необычные зигзагообразные фигуры, те самые, что он разглядывал утром. Отпечатки были слегка размазаны, их оставил «джип», который несся на предельной скорости.
«Все ясно: чудовище гналось за „джипом“, — подумал Дэвис машинально, хотя и понимал кажущуюся нелепость этой мысли.
Вероятно, все произошло именно так, поскольку в одном месте отпечаток протектора был накрыт следами чудовища. Следы были глубоко вдавлены в глину, как будто огромный зверь готовился к решительному прыжку на отчаянно убегавшую жертву.