— Я так понимаю, что у тебя есть доводы серьезные?
Тот кивнул, не в состоянии оторваться от хирургической своей операции.
— Тогда, давай, выпьем-закусим, не отвлекаясь, а потом ты все мне расскажешь.
Витюша, вкушая сыр, лишь молча кивнул.
— У-ух! — сказал ДэПроклов. — Довели, я смотрю, Камчатку до кондиции. Слез не хватает смотреть.
— Ет-то точно! — бодро отозвался Витюша, храня на лице счастливое послевкусие. — «Были мы люди, а стали людье», как сказал Осип Эмильич. Между прочим, хорошего сыру я не едал уже года три.
— А это — хороший сыр?
— Очень! На удивление! Хорошо созревший, молоко — летнее, с хорошего разнотравья, а сыворотка какая-то — потрясающая, я такой ни разу не встречал!
ДэПроклов поглядел на Витюшу уважительно.
— Тебя надо с одним старичком тут свести. Тоже очень и очень уважает сырок! Организуете здесь секту сырофилов, симпозиумы будете проводить, международные конгрессы…
— Секту организовать не фокус. Фокус — сыр приобрести.
Вспомнив своего соседа по самолету («Как его? Извольский… Леонтий, Иванович… — точно! Какое хорошее имя!»), ДэПроклов подумал: надо будет к старику затянуть, сыру купить, цветочков — «внуке», которая, зараза, так и норовит утечь на материк, даже и не познакомившись с ДэПрокловым… просто посидеть в тишине, поразговаривать о жизни…
И тотчас поймал себя на ощущении: он как бы и так и сяк старается отодвинуть момент, когда Витюша начнет выкладывать свои доводы о Надиной непонятной смерти. И, заметив это, плеснул по стаканам коньяк и сказал отважно:
— Выпьем! За Надю!
— Выпьем. За Надю, — сказал, мигом посерьезнев, Витюша. — За невинно убиенную Надю!
ДэПроклов взял сигарету, закурил, перешел сидеть в кресло.
— Давай. Излагай.
— Ты веришь, Дима, что Надя могла покончить самоубийством?
— Нет, — ответил ДэПроклов.
— Могла ли она сделать что-либо подобное над собой, не попытавшись объяснить это каким-то образом, не оставив хотя бы записку?
— Нет. Конечно нет. Только, давай, попроще! Что ты, как адвокат какой-нибудь, прости Господи! Надя (какой мы ее знали) не могла покончить с собой? Да. Записки не оставила. Это странно? Да. Что еще?
— Много чего… Ну, например, на запястьях у нее были синяки. Кто-то держал ее за руки.
— «Семейная сцена». Почему бы нет?
— Хе! Голобородько что-то похожее изложил.
— Что еще?
— Замок. Замок никак не был поврежден. Только вот на другой день после похорон Голобородько замок сменил.
— Ну и что?
— За месяц-за полтора до этого изо всех сил намекал, что собирает материал на нашенскую мафию, что ему по телефону звонят, угрожают расправой. Писал даже письма в ГэБэ. Егорку на материк отправил. Надю уговаривал тоже уехать — квартиру продать, дом на Кавказе продать…
— За месяца-за полтора, говоришь?
Они с Витюшей понимали друг друга, считай, без слов. Но до поры до времени считали себя как бы не вправе говорить в открытую.
— Игорек, и вдруг собирает материал на какую-то там мафию!?
— А я тебе что говорю?
— Намекал, что это — возможно, не самоубийство, а?..
— Очень глухо, очень глухо!
— Ишь ты… Ну, предположим, что он — такой умный, и что это вторая линия его обороны.
— А он ведь не дурак был, — неожиданно заметил Витюша.
— Выходит, да. Хотя я был о нем другого мнения. Двадцать восьмого сентября он, ясное дело, был у всех на виду?
Витюша рассмеялся. Ему явно удовольствие доставлял разговор с ДэПрокловым. Они об одном говорили.
— Был всекамчатский съезд барыг и ворюг — съезд, хочу сказать, пардон, предпринимателей и деньгоотнимателей — он с самого утра и до вечера — до того момента, как ему позвонили, был в нашем «кремлевском дворце съездов». Алиби, то есть, двести процентов.
— Как все это выглядело?
— В четыре часа соседка сверху пришла с работы. Услышала запах газа. Около пяти позвонила. В полшестого приехал «газ». Квартиру вскрыли. Увидели.
— Почему она была дома? День был будний?
— Будний. Она накануне дежурила по номеру. Должна была выйти после обеда.
— Что-то чересчур уж хитромудро! — ДэПроклов сморщился, как от горького. — Не верю я, хоть убей, что этот… лакей ведь! — мог такое замыслить! Ну, ладно, замыслить мог, но — сделать?!
— Я же тебе говорю, и ты, и мы все ой, как недооценивали этого товарища!
— Ладно. Ты прав. Давай глядеть на него серьезно. Ну, замыслил. Ну, решился. Ну, все просчитал. А кто все это проделывать должен был? Он ведь, в это время как ты хорошо сказал, возле «деньгоотнимателей крутился?» Нанял кого-то? Но для этого он связи какие-то должен иметь, не знаю… ходы… Не было у него таких ходов! — Он ведь привык по начальственным приемным тереться, его мир был возле сильных мира сего, я эту породу знаю!