— Ну-с, где те, ваши самые любимые цветочки? Сегодня я их желаю приобресть.
— Вот они, — она почему-то засмеялась.
Неуловимо розовые жили по-прежнему неуловимо розово и тихо в своем грубом керамическом вазоне, и пакостная скверненькая жизнь, которая творилась вокруг, вовсе для них не существовала.
— Нынче будет так… — начал он и вдруг спросил: — Тот букет вам принес удачу?
— Не знаю, — она сделала озадаченное движение нежнейшей своей губкой. — Я их поставила в вазу. Мама была очень рада.
— Значит, в прошлый раз их было маловато — для удачи. Нынче сделаем так: пять и пять. Не возражаете?
— Вы же покупатель… — опустив глаза, ответила девочка. Стала медленно извлекать розы и раскладывать их на станиоле.
— Я вам, как знающий человек, вот что рекомендую. Я вам подарю букет (а я вам его подарю, несмотря на все ваше отчаянное сопротивление), а вы с этим букетом непременно как-нибудь покажитесь вашему парню. Но тут, главное дело, чтобы ненароком, ненароком! Вы поняли?
— Она уже смотрела на него во все свои синенькие тихонько восхищенные глаза. — И — ни слова, даже под пыткой, о том, кто, зачем, откуда. Андерстэнд, как?
— Андерстэнд, — она засмеялась совершенно школьным смехом. — Только я ведь все равно проговорюсь. И он побежит вас искать. Не боитесь?
— Страшно, конечно. Но совесть моя чиста, видит Бог! И я вам дарю этот букет с единственной целью и единственным пожеланием: «Будьте счастливы!»
Она смотрела на него, как на инопланетянина, — даже чуть испуганно.
Он взял в руки два букета. Один церемоннейшим жестом преподнес девочке и сказал:
— А за это вы пожелаете мне удачи! Во всех моих предприятиях и начинаниях. Ну!..
— Конечно, — сказала она очень искренно и почему-то грустно. — Конечно. Удачи. И еще — счастья.
Было видно, как она разволнована, произнося вслух эти такие небудничные, такие странные слова.
«Я словно откупиться от кого-то, от чего-то хочу добродействиями своими — перед тем, как начать…» — смутно подумал он, уже сидя в машине, и вдруг быстро, на краткий миг, в нем телетайпно простучало: «Первым делом, Кавказ. Там может быть след. Если не удастся — тот южный город, где — сын Голобородьки. Каким-то образом влезть в семью, добыть адрес. Не может быть, хоть Голобородько и сволочь распоследняя, чтоб он своим родителям даже адреса не сообщил!»
Они долго плутали среди улиц довольно еще не старого микрорайона, начался дождь. Дворники мерно щелкали, судорожно дергались перед глазами. Временами, то за одним домом, то за другим, всегда неожиданно открывалось вдруг затянутое серой тюлью дождя неимоверное пространство океана с зыбкими силуэтами судов, и каждый раз у Проклятикова захватывало дух и краткое он испытывал в себе ощущение лёта.
Наконец, он нашел дом, возле которого высаживал старика, нашел квартиру тринадцать, позвонил.
Почему-то он волновался.
Старик открыл. В руках он держал пенсне. На нем был свитер роскошной грубой вязки, который балахоном висел на остреньких плечах.
— Леонтий Иванович? Вы меня — неужели же? — не узнали. Мы вместе ехали из аэропорта. («Черт! До чего глупо…»)
— А-а! — старичок радушнейшим образом заулыбался. — Заходите, заходите! Рад видеть. Какими судьбами?
— А никакими! — легко и просто объяснил Проклятиков, — сижу в гостинице один. Все знакомые куда-то подевались. Стал язык забывать — настолько уж поговорить не с кем.
Краем глаза он увидел, что кто-то вышел из кухни и стоит там, тихо прислонившись к косяку.
— …но я не с пустыми руками! Ей-богу! Я повод очень хороший придумал. Ко мне приятель приходил, сыром угощался. И уж так уж он его нахваливал, что я подумал о вас. Вы ведь, насколько я заметил, в этом толк понимаете?
Старик рассмеялся.
— …а это — он извлек из-за спины букет, — разумеется, вам, — и наконец он повернулся к ней и взглянул на нее.
— О-о! — не сказала, а словно бы выдохнула, увидев цветы, в него коротко и горячо ударило светом ярких темных глаз, и она приняла букет, как стеклянный.
— Что же вы стоите? Проходите! — заговорил старичок, касаясь его рукава. — Садитесь. Рассказывайте. А это… — он вдруг спохватился, — это моя внука. Я вам, кажется, рассказывал о ней.
— Интересно бы знать, что ты, дед, обо мне рассказываешь? Саша она протянула ему руку.
— О-о, одно только хорошее, не сомневайтесь, — заговорил он, беря ее ладонь. — Дмитрий. Это меня так зовут, Дмитрий… одно только хорошее, поверьте. Я поэтому, может, и пришел, ей-богу!